— …по заключению Аудитариатского департамента, высочайше конфирмованному двенадцатого июля сего года, приговаривается…

Корсаков запрокинул голову, ловя последние лучи уходящего солнца. Сквозь шум в ушах он услышал то ли вздох, то ли стон толпы и успел разобрать последние слова приговора:

— …с лишением дворянства, сословных привилегий, чинов и наград, прав собственности и родительских прав, разжалованию в рядовые и отправке в дальние гарнизоны. К исполнению приговора приступить!

Ударила барабанная дробь, жесткие руки схватили Корсакова под локти. Поручик в вицмундире, кривясь бледным лицом, сорвал с плеч эполеты. Корсаков покачнулся. С него сдернули мундир, оставив в рубашке, бросили на колени. Краем глаза он заметил, как потупились офицеры, как отвернулся член следственной комиссии, генерал-лейтенант Александр Христофорович Бенкендорф. Поручик с усилием согнул над головой Корсакова клинок парадной шпаги. Лезвие со звоном лопнуло в его руках. Корсаков прищурился: попробовал бы ты сломать гусарскую саблю образца тысяча восемьсот девятого года, сопляк…

Все потеряно, кроме чести… и честь потеряна! Гром барабанов нарастал, давил, гнул к земле, захотелось зажать уши, повалиться на землю, чтобы не слышать, не видеть, не чувствовать ничего…

Грохот и крики ворвались в сон Корсакова. Приподнявшись на матрасеон ошалело огляделся.

Сквозь щели в забитых фанерой окнах, пробивались солнечные лучи, на полу от сгоревших свеч остались белесые лужицы, похожие на кляксы. Кто-то орал во дворе начальственным баритоном, не подбирая выражений…

— Я запалю этот змеюшник к чертовой матери с четырех сторон! Чтобы и следа не осталось! Где она?

За ширмой засуетились.

— Кто это разоряется? — спросил Корсаков.

Анюта, в одних трусиках, подбежала к окну и посмотрела сквозь щель во двор.

— Господи, это папа! Как он меня нашел?

— Что, родитель собственной персоной? — усмехнулся Корсаков. — Пришел вызволять дщерь непутевую из цепких лап наркоманов и извращенцев?

В дверь квартиры заколотили ногами.

— Открывай! Открывай, пока дверь не сломали!

— Что же делать, что делать-то? — Владик заметался по комнате, пытаясь на ходу натянуть джинсы.

— В окно прыгай, — посоветовал Корсаков, не вставая с матраса.

— В окно? — Лосев подскочил к окну, подергал фанеру, потом, опомнившись, возмущенно посмотрел на Игоря, — ты что, спятил? Буду я ноги ломать.

— Так и так сломают, — Корсаков пожал плечами.

— Не имеют права, — неуверенно возразил Владик.

— Ха, ты моего папашу не знаешь, — сказала Анюта.

— Что, крутой?

— Что есть, то есть, — вздохнув, подтвердила девушка.

Слышно было, как с грохотом слетела с петель дверь на лестницу.

— Где они?

Дверь в комнату распахнулась, ударив метнувшегося за ширму Лосева. Мужчина лет сорока с красным от ярости лицом, ураганом ворвался внутрь, дико огляделся. Он был в дорогом костюме с измазанным известкой рукавом — видно приложился к стене в подъезде. Очки в тонкой золотой оправе криво висели на мясистом коротком носу. Следом вбежали накачанные ребята — то ли охрана, то боевики, что, в сущности, одно и то же.