– Да. У вас трещина в копчике и в четырех ребрах. Тут мы бессильны вам помочь, все заживет само без серьезных последствий, не о чем беспокоиться. И разумеется, я вам дам обезболивающие. – Он протянул мне палец: – Можете сжать мой палец?

Я сжал. Палец у него был длинный, пухловатый, очень сухой, но сам жест показался мне чересчур интимным, а оттого неприятным.

– Так. А другой рукой?

Я повторил другой рукой. И без медицинского образования почувствовал разницу: правая рука функционировала как обычно, а вот левая была ватная, как спросонья, и это привело меня в ужас. Я стиснул палец слабо, точно ребенок.

Я уставился на доктора – он, конечно, заметил, но виду не подал.

– Очень хорошо. – Он снова что-то черкнул в карте. – Можно?

Доктор указывал на одеяло.

– Конечно, – смущенно ответил я, понятия не имея, что он намерен делать. Отец молча наблюдал за происходящим, облокотясь на колени и сложив руки домиком у лица.

Доктор ловко откинул одеяло, открыл мои голые ноги (в жутких синяках) и завернувшийся подол застиранной больничной рубахи в веселеньких синих ромбиках, некогда белой, теперь посеревшей. Потом прижал ладонь к моей ступне и попросил:

– Надавите подошвой мне на руку.

Согнуть, вытянуть, другую ногу, и тут левая слабее правой, хотя и не как рука, разница меньше, – отчего-то было ужасно неловко, что меня обнажили и так квалифицированно-безлично ощупывают. Точно мое тело – огромный кусок мяса без души. Я едва удержался, чтобы не отдернуть ногу.

– Хорошо, – заключил он. – Теперь я буду давить вам на ногу, а вы попытайтесь ее поднять. Поняли?

Он расправил на мне рубаху и положил ладонь на бедро.

– Погодите, – выпалил я, – что со мной?

Я думал, доктор осадит меня, как женщину на соседней койке, но, видимо, та истеричка просто его достала, потому что он убрал руку с моей ноги и опустился на стул.

– На вас напали, – мягко ответил он. – Вы что-нибудь помните?

– Да. Не все, разумеется… то есть я не это хотел сказать. У меня… – Я никак не мог подобрать слово. – Мне разбили голову? Или что?

– Вас ударили по голове минимум дважды. Один раз, скорее всего кулаком, вот сюда, – доктор указал на левую сторону подбородка, – а другой, тяжелым острым предметом, вот сюда. – Та самая точка в правом виске. Отец тяжело вздохнул. – У вас было сотрясение мозга, но не опасное. И перелом костей черепа, спровоцировавший эпидуральную гематому, то есть кровотечение из лопнувшего сосуда между черепом и внешней оболочкой мозга. Не волнуйтесь, – я толком не слушал, а тут, должно быть, округлил глаза, поскольку доктор ободряюще поднял руку, – как только вас привезли, мы сразу же вас прооперировали. Просверлили отверстие в черепе и удалили скопившуюся кровь, чтобы убрать давление на мозг. Вам невероятно повезло.

В первую секунду мне показалось, что заявлять такое человеку в моем положении просто возмутительно, но рассудок тут же ухватился за утешительную мысль: да, мне повезло, очень повезло, в конце концов, он же врач, знает, о чем говорит, и незачем уподобляться плаксе с соседней койки.

– Наверное, – сказал я.