В культурном отношении эмиграция была сказачно богата.

«Философские пароход», на котором по прихоти Ленина был выслан за рубеж цвет россйской культуры и мысли, был способен осчастливить как задыхавшуюся от бездуховности Европу, так и Америку.

Всего было выслано 225 неугодных советской власти интеллектуалов.

Основную массу изгнанников составляли философы, именно поэтому пароход, увозивший их в Европу, получил название «философского».

Хотя на самом деле было два парохода.

Было среди них и немало тех, кто имел мировую известность.

Бердяев, Франк, Ильин, Шестов, Лосский, Набоков, Бунин, Пригожин, Сикорский, Северский, Шаляпин, Рахманинов, Стравинский, Павлова, Баланчин, Вернадский…

Такое созведие могло осчастливить всю Европу.

Вместе с ними отправлялись в изгнание «выброшенные с территории РСФСР», а именно такой была формулировка официального сообщения для печати, крупнейшие экономисты, врачи, агрономы, инженеры, психологи, юристы и писатели России.

Но эти люди были не только изгнаны, каждый из них оставил в своем «деле» обязательство никогда не возвращаться на территорию РСФСР, в противном случае их ожидал расстрел без суда.

Громов знал о том, что Ленин производил отбор в тот момент, когда Крупская занималась с ним простейшими задачами для семилетнего ребёнка, которые вождь, судя по сохранившимся тетрадкам, не мог решить сам: умножение двузначных чисел на однозначные.

И ничего кроме боли и стыда за свою страну не испытывал.

Конечно, изгнанники не собирались сидеть, сложа руки, и создавали русские культурные научные общества, в том числе «Русские академические группы».

В двадцатых годах возникло несколько русских высших учебных заведений, и в том числе Богословский институт в Париже и Политехнический в Харбине.

Русские гимназии были в Китае, Латвии, Чехословакии, Югославии.

Важную роль играла Церковь.

Храм служил не только домом молитвы, но и опорой общественной жизни.

Некоторые белые офицеры приняли священство, в церковную жизнь уходили подчас и бывшие революционеры.

Но политический спектр эмиграции был так широк, от меньшевиков до черносотенцев, что далеко не все признавали эти «центры эмиграции».

Очень скоро черносотенцы сошлись с близкими им деятелями в Германии, искавшими «специалистов по еврейскому вопросу».

Левые круги эмиграции полагали, что конец советской власти придет в результате ее «эволюции».

Правые продолжали надеяться на «весенний поход», то есть на иностранную интервенцию.

И теперь, когда этот «весенний поход» был не за горами, наиболее реакционно настроенные эмигранты мечтали о скорой победе над большевиками и создании новой, а вернее, о восстановлении с помощью немцев монархической России.

И, конечно, они, как на Западе, так и на Востоке, готовились не только словом, но и делом помогать немцам.

В отличие от благодушно настроенного Голикова и его хозяина на Западе прекрасно понимали, что война предрешена, и готовились к ней.

В меру своих возможностей готовились к ней и Москвин с Громовым.

Беда была только в том, что эти самые возможности у них были весьма ограниченными.