— Хорош ты, праведник, — не повышая тона, но с напряжением в голосе ответил ему Барташов. — Засел тут на ведомственной даче, с «калашом» под задницей, — не подходите ко мне, обиженный я! Сижу, жру паек, получаю пенсию, а ты, страна, катись к едрене фене, американцам под звездно–полосатый флаг за их долбаные окорочка с ветчиной!.. Хорошая позиция, удобная, нигде не свербит, не дует… Ты же русский, Антон, опомнись!.. — вдруг достаточно резко напомнил он.

Его слова, очевидно, попали в точку, задев за живое отставного генерала.

— Я не засел тут! — с возрастающим с каждым словом ожесточением ответил Колвин. — И на пенсию не озолотился. Вся она там, под землей, в лабораториях «Гага». Только потому они и живые, что каждый день туда ползаю, как на работу, — то тут лампочка перегорела, то там вентилятор завыл. Слесарем тут подвизался на старости лет, все ждал, надеялся, может, опомнятся, вернутся… Опомнились, вернулись… — с горечью произнес он. — И опять–таки не калек лечить, не ребят с того света вытаскивать — киборга им подавай… Да, я могу его сделать, и эта твоя американская поделка уйдет ржаветь на полку, как только ты им покажешь видео!..

— Да не во мне дело, дурья башка! — Барташов зло сверкнул глазами на Антона и потянулся к наполовину пустой бутылке, вновь разливая водку. — Время прошло, понимаешь? — уже спокойнее, примирительно произнес он. — Страна стала немножко другой, но и мир изменился. Мы из дерьма выкарабкиваемся, голову опять приподняли, глядь вокруг, а союзников–то больше нет. Как дали американцам волю в конце девяностых, так они понемногу и загребли под себя все. Теперь весь земной шар — сфера их стратегических интересов. По голове долбают — только пыль столбом. Вон, слышал, собираются первый военный крейсер на орбиту Земли выводить. Для поддержания решений ООН. А мы теперь кто? Их сырьевой придаток, как какая–нибудь занюханная банановая республика? Или полигон для экономических экспериментов? Об этом ты думал?

— Не знаю, думал ли я об этом… — Антон Петрович запрокинул голову, проглатывая пятьдесят грамм водки. — Я конструировал сервоприводные протезы костей, совместимые с живой тканью. На это ушли годы. И все коту под хвост… Что ты думаешь, я считать не умею? Да ты хоть знаешь, сколько стоит мое изобретение, продай я его за бугор? Миллионы долларов, а ты мне говоришь про патриотизм.

— Ладно, Антон Петрович, остынь… — Барташов вздохнул, потянувшись за брошенной на стол пачкой сигарет. — Знаю, что не использовал ты «Гаг» ни в каких корыстных целях и патент никому не предлагал, знаю…

— То есть как? — Колвин напрягся. — Следили, что ли?

— А ты как думал? — Николай Андреевич прикурил, выпустив сизую струйку дыма. — Знаешь ведь наше ведомство. Тут на одном доверии, без подстраховки далеко не уедешь… Как говорится, на аллаха надейся, а верблюда привязывай… Вон недавно, может быть, видел по телевизору, деятеля одного показывали, бывший мавзолейный работник, следил за телом вождя мирового пролетариата… Сейчас знаешь чем занимается? Свою контору открыл, братву бальзамирует… Вот так–то. И это, скажу тебе, самый безобидный случай. А ну как ты, обиженный и непонятый, туда же пошел бы?