— Опять после? — улыбнулся Ганин.
— Ну должна же быть в женщине какая-то интрига, загадка что ли! — усмехнулась она. — Репортаж без интриги никто смотреть не будет!
— А я бы посадил тебя в кресло и смотрел бы всю жизнь…
— Тем более! — рассмеялась Снежана и пошла к подъезду. — Если у нас с тобой впереди еще вся жизнь, значит, это не срочно!
Дверь подъезда закрылась, и Ганин без сил опустился на скамейку…
До поместья Никитского такси довезло Ганина в половине четвертого утра. Ганина встретил поднятый охраной длинноносый дворецкий с тонкими птичьими ножками и хриплым каркающим голосом, показал его комнату, ванную, выдал комплект белья и предметов гигиены… Ганин с наслаждением принял душ, переоделся в пижаму и отправился в свою комнату.
Когда дворецкий сказал, что Ганин будет спать в бывшей спальне Никитского, у Ганина в груди зашевелилось неприятное чувство беспокойства: в самом деле, сначала поспешный отъезд Никитского со всей семьей — хотя тот говорил ему, что БУДЕТ на выставке, а Никитский не из тех людей, которые бросают слова на ветер, а теперь… «Ну с какой это стати он выделил мне для проживания именно ЭТУ комнату? Все страньше и страньше, как говорила Алиса…» А потому Ганин был готов ко всяким неожиданностям…
И с ними он столкнулся сразу же при входе в комнату. «Так я и знал!» — подумал Ганин, увидев напротив роскошной, покрытой шелковым балдахином кровати Никитского висящий Портрет! Правда, теперь он был в тяжелой золотой раме, с мягкой электрической подсветкой сверху.
Ганин испытывал смешанные чувства: какого-то беспокойства и в то же время радости, вины перед портретом и в то же время вожделения, заставлявшего его подойти к нему, пообщаться с ним, как часто он делал это раньше, у себя на чердаке.
Но теперь Ганин решил наперекор всему к портрету не подходить — несмотря ни на что! «В конце концов, я сегодня весь день на ногах! Я устал! Уже почти утро! Ну имею же я право отдохнуть по-человечески!» Подумав так, он лег в постель и накрылся, как в детстве, когда боялся ночных кошмаров, одеялом с головой.
«Ты сегодня поздно!» — вдруг промелькнула в голове мысль. Ганин вскочил и сел в постели, с ужасом озираясь вокруг, но никого в темноте не видел.
«Сядь со мной! Поговорим!» — промелькнули еще две мысли, одна за другой, как электрические разряды.
И Ганин тут же ощутил, как его тянет куда-то, тянет неодолимо… «Наверное, — подумал он, — так тянет железо к магниту или мотылька к одинокой лампе, горящей в ночи…»
Он попытался было сопротивляться навязчивому зову и даже встал, чтобы покинуть комнату, но, дернув за ручку двери, понял, что она закрыта на ключ.
«Черт! Закричать, что ли? Может, дворецкий и слуги взломают дверь?»
«Не стоит. Не откроют. Не услышат, — промелькнули сразу три мысли подряд. — Не бойся. Я не причиню тебе зла. Иди и сядь со мной. Поговорим».
Ганин повернулся спиной к двери и ничуть не удивился, увидев светящиеся в темноте фиалковые глаза девушки с портрета. Они смотрели, вопреки всякой художественной логике, не туда, куда должны были смотреть, — ОНИ СМОТРЕЛИ НА НЕГО…