И. ему Марена служила, злату чашу с вином подносила. Пил ту чашу Кащей и вино отливал, потому суховей на поля налетал. А где падали капли вина от пречёрного винограда, там поля побивало от града.
И оставили люди храмы, перестали жертвы дарить, Рода-Вышнего благодарить. Нечего-де есть и пить, нечем требы нам творить! Лучше о богах забыть, будем-де мы лучше сами во пещерах жить!
Видит снова лютый Сива: льют в златую чашу Живы не медовую сурицу, а обычную водицу! И венков не вьют, песен не поют!
И тогда на Белый Хвангур тучи чёрные сошли, частый дождик принесли. Молнии сверкнули в тучах и ударил гром гремучий.
И дракона седлал лютый Сива, был он грозен, силён и мудр, и слетел на Чёрный Хвангур. Выпил сурьи из Турьего рога и ударил мечом Чернобога.
Говорил ему Чернобог:
— Ты ещё ударь, Сивый бог!
Сива вновь его ударял… Только смотрит: Кащей пропал! Вот он был, а вот его нет, не оставил он даже след! Только ветер чуть пахнул, Сивый бог его вдохнул… И тотчас как будто лёд бога Сивого обжёг, и огонь заледенил и водою иссушил!
И тотчас Сивый сам сел на троне, словно во гнезде вороньем. И ему Марена служила, злату чашу ему подносила и вином её наполняла — Чёрным богом его величала!
— Трон к тебе перешёл, Сивый бог! Будешь ты теперь — Чернобог! По закону высшему Прави, стал ты Мором — Владыкой Нави! В Нави ты теперь Кащей! Я же буду — Другой твоей! Я — Марена, а ты — Мориан! Я — Ворона, а ты — Вран!
Друга плакала-причитала, в Нави Сивого– бога искала:
— Как во сей сторонушке чёрной грают на дубах чёрны вороны… Нету мне ни сна ни покоя, обмерло сердечко ретивое… Слёзы горькие мои, как обильная роса, словно туча дождит в тёмных небесах… Не убавить мне горя– кручйнушки, так печальна моя судьбинушка… Потеряла я свет из ясных очей, не сыскать мне дролюшку во сторонке сей…
Вслед за матушкой в ночь — шла и Ламия– дочь:
— Где же ты, мой батюшка милый?.. Ты в какой сокрылся могиле?.. Ягодка твоя я горе– гореванная, горькими слезами вся я зареванная… Как зашёл-закатился мой батюшка ласковый, словно за горы Солнышко Ясное…
И дошли они до границы, где Смородинка– речка струится… Там Маренушка их встречала, чашу им вина наливала: по краям её — всё огонь горит, а на донышке — там змея лежит.
Как ходила в лес девица, та Маренушка– юдица — там коренья злые рыла, на горе крутой сушила, в ступке их затем толкла, ситечком просеяла. А затем с вином мешала, гостьям в чашу подливала.
И притом вещала:
— Тот не вступит а царство наше, кто не вкусит Смерти чашу!
Друга с Ламией напились и тотчас же обратились: Друга обернулась львицей с крыльями юдицы, Ламья — лютой драконицей с мордою волчицы.
•к 'к 'к
Высока ли высота поднебесная, глубока глу– бота океан-море, широко раздолье по всей земле — чуден Бел-горюч Алатырь, страшен Чёрный камень Марабель.
А и было так при царе Святогоре, да и при Велияре Сивобородом. Велияра тень — Си– вый-бог в беззаконство всех увлёк. И теперь уж не ведают старцы почёт, сын родного отца в суд неправый влечёт, брат пошёл с мечом на брата и с сестрой живёт в разврате! В храмах люди льют беспечно кровь не агнцев — человечью!