23 августа, в воскресенье утром, Ельцин вызвал к себе на дачу Кириенко. Кириенко рассказывал мне потом, что он понимал: назад он наверняка вернется уже не главой правительства. Так и произошло.
Немцов, который тоже ушел в отставку и был обижен на президента, говорил:
— Ельцин сдавал всех и всегда. Президент уволил пятерых премьер-министров, сорок пять вице-премьеров и сто шестьдесят министров.
Борис Немцов напрасно обижался. В увольнениях не было ничего личного. Ельцин расставался с людьми не потому, что ему кто-то разонравился. Он освобождался от тех, кто переставал быть нужным. Личные привязанности для политика такого уровня не могут быть сильнее политической целесообразности.
Однажды, еще до кризиса, Ельцин искренне сказал Немцову:
— Знаешь, устал вас поддерживать.
Борис Ефимович воспринял эти слова как свидетельство общей усталости президента от жизни. Ельцин же явно имел в виду другое: он нуждался в политиках и министрах, которые бы поддерживали его, которые бы приносили ему политические дивиденды, укрепляли его позиции…
Распрощавшись с Кириенко, Борис Николаевич неожиданно поручил сформировать новое правительство Черномырдину.
Это был акт отчаяния. Президент не верил в таланты Виктора Степановича, но чувствовал себя слишком слабым, чтобы удержать Кириенко и противостоять напору Думы. Рубль продолжал падать. Страна ожидала еще больших потрясений, полной экономической катастрофы, исчезновения еды и лекарств.
Виктор Черномырдин, вспоминает Борис Федоров, появился в Белом доме бодрым, энергичным, помолодевшим. Он буквально торжествовал: наконец-то увидели, что без него не обойтись!
Виктору Степановичу не терпелось взяться за дело. Отставка и несколько месяцев вне правительства помогли по-новому взглянуть на происходящее. Ему, как говорил другой персонаж недавней истории, чертовски хотелось поработать.
Но произошло непредвиденное: несмотря на некие предварительные договоренности, коммунисты отказались поддержать Черномырдина. Дважды Ельцин просил Думу одобрить его кандидатуру, и дважды депутаты от оппозиции голосовали против.
Вероятно, у коммунистов возникла надежда на то, что Ельцин предложит им более приятную кандидатуру. А может быть, просто боялись опозориться. Ведь они весь тот год, несмотря на свои принципиальные речи и ненависть к «антинародному режиму», одобряли все, что от них требовало правительство. Над ними уже откровенно смеялись.
Россия опять осталась без правительства, стране грозил теперь не только экономический, но и политический кризис.
Если бы Дума и в третий раз проголосовала против Черномырдина, Ельцину следовало по конституции распустить ее и назначить новые выборы. Но депутаты могли в ответ сразу начать процедуру импичмента, что исключает роспуск Думы. Страна стала бы неуправляемой. В Кремле на этот риск не решились. Ельцин был слаб и болен.
В кабинете главы администрации Валентина Юмашева лихорадочно тасовали политическую колоду, перебирая возможных кандидатов. Прозвучало и имя московского мэра Юрия Лужкова. Юмашев и Татьяна Дьяченко с порога отвергли это предложение, причем, судя по словам участников этой дискуссии, весьма эмоционально.