— Нет.

— Киплинг, поэт другой англосаксонской империи. Господи, избавь нас от слепоты, — продолжал он, плача. — Помилуй нас. — Он взял меня за руку. — Взгляни на мою жизнь. — Резкий взмах ладони.

Я только сейчас обратил внимание на расставленные в комнате сокровища. Здесь были всадник на коне на гипсовом цоколе и другие бесценные предметы из коллекции Уоррена, включая вывезенные из Запретного города нефритовые украшения. Я лишний раз убедился, что нефрит, куда бы его ни поместили, лучится как никакой другой камень. Уоррен — если его можно по-прежнему так называть — надавил правой рукой на выключатель, загудел электрический мотор. Шторы с торжественной медлительностью раздвинулись и открыли потрясающий вид на сад, где пышно цвели гибискусы, бугенвиллеи, рододендроны и раскинули воздушные корни удивительные деревья бодхи, где возле чаши для цветов стояла деревянная скамья, а клумбы так и взрывались яркими красками.

— Видишь?

Я подпрыгнул, потому что, воспользовавшись телом Уоррена, снова заговорил Пичай.

— Вот его душа: там, по другую сторону стекла. Внутри только камень. Таков твой фаранг.

— Он отсек мой член. Поэтому я совершила с ним то же самое, — теперь сквозь зубы шипела Фатима.

Кровь похолодела у меня в жилах, по спине прошел озноб, но человек на кровати не находил ничего странного в присутствии других гостей.

— Знаешь, что в самую последнюю очередь узнает вознамерившийся обмануть Восток фаранг? — спросил он голосом Уоррена. — Что сам с первой минуты обманулся. С самого начала. Вся штука в том, чтобы объявить об этом, когда уже слишком поздно. — Он схватил меня за руку. — У вас больше терпения, больше истории, больше хитрости, больше магии. Солнце восходит за двенадцать часов до того, как появится у нас. Как мы могли рассчитывать взять над вами верх?

— Он хотел обрабатывать людей, как драгоценные камни, — бросила Фатима. — Посмотрим, кто теперь купит его самого.

— Имей сострадание, — призвал ее Пичай.

— К черту! — обозлилась Фатима.

— Стоит слишком погрузиться в Запад — и можно превратиться в камень, — объяснил Уоррен. — Все очень просто. Рано или поздно начинаешь тем или иным способом торговать людьми. А если продаешь людей, почему бы их не изменять? Ах, эта демоническая красота человеческого тела! Кто устоит перед соблазном шлифовать ее, подобно нефриту, если обладаешь для этого властью? Переступишь черту, даже не заметив. Америка — континент смерти. Это было известно на протяжении тысяч лет. Я был всем в великой космической лотерее: женщиной, мужчиной, вором, принцем и рабом и слишком долго оставался на земле. Тело — всего лишь материя, но она разлагает дух. Думаешь, я один такой? Нет, детектив, дьявола нелегко побороть. Соблазн невероятно велик. Я хотел создать совершенную форму и раствориться в ней, но формы успевали растворяться намного раньше. Такова правда, принимай или нет. — Он быстро покосился на меня, но чьи это были глаза в этот раз? — Воплощать дизайнерскую идею в бросовом людском материале. Ты считаешь, Америка способна устоять перед этим, когда расстанется с периодом детства и достигнет отрочества?