Мигрень вернулась и с каждой секундой набирала обороты, как будто у меня в голове брала аккорды симфония боли.
Я прикрыл глаза и пробормотал:
– Все это вне сферы моих обычных интересов.
– Говорят, вы хотите расширяться. – Инвестор подался еще ближе ко мне. – А это очень серьезные проекты.
Я подозвал официанта и заказал кофе, рассчитывая, что мне станет лучше.
– Вы меня заинтриговали, – сказал я, пытаясь скрыть боль. – Но я ищу… изменение вектора направления моих компаний. Мне бы хотелось заняться чем-то, имеющим большее социальное значение.
– Ради бога, неужели и вы, Ник?.. Весь мир сошел с ума!
По мнению моего собеседника, рассеивание самых крупных мировых состояний и эпидемия синдрома незаслуженного богатства должны были уничтожить западный мир.
– Вы хотите социальной значимости, Ник? Тогда вот о чем вам стоит подумать: на нашей планете произошло пять массовых вымираний народов. Но речь не об этом – речь о том, что произойдет, когда свет погаснет навсегда. – Он закинул еще один кусочек яйца в рот. – Нам необходимо убраться с этой скалы. Как вам такая идея – выживание человеческой расы ради всеобщего блага?
Когда мы ехали в такси в дом Оливера Нортона Шоу, зазвонил мой сотовый телефон. Это был Юл Тан. Здесь часы показывали 9:43, в Сан-Франциско – 6:43.
В моем мире редко звонят так рано. Учредители поздно ложатся спать и поздно встают, а инвесторы тратят утренние часы на чтение газет и отправку электронной почты или завтракают с приятелями, разделяющими их искаженный взгляд на мир.
Я решил ответить на звонок:
– Ник Стоун.
– Мистер Стоун… – Во время нашей встречи с Юлом я несколько раз попросил его называть меня Ник, поэтому сейчас, когда он обратился ко мне так официально, почувствовал, что речь пойдет о чем-то очень серьезном. У него был взволнованный голос – разительный контраст с нашей последней встречей. – Я… думал, что смогу оставить вам голосовое сообщение.
– Я могу повесить трубку, а вы перезвоните, если вам так удобнее.
Азиат не засмеялся. Наступило неловкое молчание, и я пожалел, что пошутил.
– Я думал о вас. Где мы могли встретиться. И постоянно возвращался к этой мысли. – Тан кашлянул. – Я не мог заснуть.
Тишина. Обычно в такие моменты я вежливо заканчиваю разговор и сразу начинаю звонить по поводу судебного запрета, а также проверки охранной сигнализации.
Вместо этого я устроился поудобнее на сиденье автомобиля и отвернулся от водителя.
– Да… я также об этом думал. У вас есть какие-то идеи?
– Нет, – признался Тан.
Я подождал, но из трубки доносился только кашель. Похоже, молодой человек испытывал отчаяние – поэтому и позвонил мне.
– У меня появились мигрени… – сказал я наконец.
– А у меня такое впечатление, что голова сейчас разорвется. Словно я очень серьезно болен.
– Когда это началось, Юл?
– Сразу после встречи с вами.
Сидя в кабинете Оливера Нортона Шоу, я мысленно повторял все, что мне было известно: я плохо почувствовал себя, когда летел из Лондона в Сан-Франциско, а когда самолет приземлился, мне стало лучше. У Юла Тана возникли очень похожие симптомы после встречи со мной. Из этого следовало, что болезнь передалась ему от меня. Видимо, я подхватил какой-то вирус в Лондоне или в самолете. И я решил сделать несколько звонков после встречи с Оливером Шоу. Мне было страшно снова садиться в самолет, и я не мог разобраться, в чем тут дело.