Самое странное и обидное, что ее брат тоже оказался невезучим! На пятидневку Сережу не отдавали, в детсаду на всех праздниках ставили первым, музыкой он занимался в специальной музыкальной школе, для выступлений на концертах мама купила своему любимцу настоящий гастук-бабочку, как у дирижера оркестра… А ничего хорошего не получилось. Если задуматься, брату досталась ужасная жизнь – мороженое разрешали не чаще раза в неделю и только летом, чтобы не повредить голос, частный преподаватель фортепиано требовал три часа занятий каждый день (хорошо, Арина догадалась перебраться на кухню вместе с учебниками), гостям брата демонстрировали как дрессированную собачку – только подумайте, такой маленький а исполняет «Хорошо темперированный клавир».

Одно воспоминание особенно мучило Арину даже спустя много лет после школы. Брат учился классе, кажется, в шестом, и она в очередной раз отправилась вместо родителей в музыкальную школу на общий весенний концерт. Не могут же два ответственных врача все бросить посреди рабочего дня! Тем более одному нужно ехать через полстраны, а у другой очередной доклад на важной конференции. А то, что их гениальный сын – растрепа и обязательно потеряет ключи или перепутает время выступления, так для этого есть старшая сестра, пусть не такая гениальная, но организованная и ответственная, прекрасные качества для будущей медсестры. Арина привычно собрала за брата сумку, очки и бутерброд на обратный путь, уселась во втором ряду вместе с родителями и бабушками других солистов и уже собралась потихоньку взремнуть, как вдруг вспомнила, что не отдала Сережке ноты. А ведь прекрасно знала, что преподаватель фортепиано зачем-то требует приносить ноты (очередной произвол и глупость взрослых, потому что все исполнители играют наизусть). Она на цыпочках помчалась за сцену, поскольку первый из сегодняшних талантов уже бодро барабанил по клавишам, и обошла две или три комнаты, прежде чем увидела белого как полотно брата с дрожащими губами.

– Что случилось?!

– Я забыл начало второй части, – Сережка вытирал мокрые руки о штаны, – там адажио или сразу начинается аллегро? Я не смогу аллегро, пальцы застыли, видишь – не гнутся, я точно не смогу.

Арине вдруг передался его ужас.

– Ерунда! Начнешь и вспомнишь, так всегда бывает. А если и не вспомнишь – наплевать, отыграй скорее и пойдем в кино!

Он попытался улыбнуться, и эта мучительная гримаса вместо улыбки на лице двенадцатилетнего человека на годы осталась в памяти. Потому что Сережа не радовался музыке, не упивался гармонией, как многие дети, а мучился и страдал. И нужно было взять его за руку и увести, сейчас же увести от ненужных страданий. Но кто бы ей позволил!

К девятому классу даже Лена признала, что выдающегося пианиста из Сережи пока не получилось. Он постоянно срывался на выступлениях, схлопотал тройку по специальности. Звонкий, как колокольчик, голос к четырнадцати годам стал резким и грубым, чего мог ожидать любой нормальный человек. Нормальный, но не ее мать, которая переругалась со всеми преподавателями из-за нового мальчика-солиста в школьном хоре. Мол, к Сереже отнеслись жестоко, вместо временного перерыва вычеркнули как отработанную вещь.