А в Праге она была одна, совершенно одна. Илью по-настоящему интересовала только виолончель, его ненаглядная виолончель, которую он холил и лелеял, как самую любимую женщину, и неустанно переставлял из одного угла комнаты в другой, чтобы не перегревалась на солнце. И в оркестре, и вообще в музыке его интересовали только виолончельные партии, мог пять раз подряд слушать один и тот же отрывок в исполнении разных солистов, так что у Наташи голова лопалась и хотелось бежать куда глаза глядят. Никакого круга общения не складывалось, в театр на чешском языке не пойдешь, в кино тоже. Сначала она мечтала устроиться на работу, хотя бы секретаршей в посольстве, но более влиятельные посольские жены быстро объяснили безнадежность подобной затеи – ставок категорически не хватало. Оставалось бродить по городу или заниматься кухней, но одиночество и собственная ненужность давили все сильнее. Правда, иногда приглашали на официальный прием в посольство или какой-либо праздничный вечер, Наташа оживала, долго выбирала наряды (впервые в жизни было из чего выбирать!), задумчиво смотрелась в зеркало, не узнавая себя в элегантной грустной женщине. Многие на таких встречах обращали на нее внимание, подходили знакомиться. Наташа вежливо улыбалась комплиментам, отмечала про себя симпатичных молодых мужчин. Поражала их незнакомая легкость в жестах и взглядах, манере говорить, подавать руку, подвигать кресло. Как сказала бы Таня Сиротина – не мужики, а выставочные экземпляры. Но Таня осталась в другой жизни, а рядом вместо шикарного экземпляра маялся потный Коломейцев, опрокидывая одну за другой стопки Бехеровки. Ее праздник прошел, не начинаясь. Поманил, подразнил и бездумно прошел мимо.
Илья, в отличие от жены, совершенно не скучал в новой жизни. С утра он мчался на репетиции, потом слонялся по городу с друзьями-музыкантами, вечерами осваивал разные сорта пива и мог бесконечно рассуждать, чем отличается темное от светлого и бутылочное от бочкового. Ночью, размякший и довольный, он рвался обнять ее, больно сжимал грудь, тыкался в лицо толстыми мокрыми губами. Острый запах пива висел в воздухе, не давая глубоко вздохнуть.
В октябре зарядили дожди, оркестр уехал на гастроли, болела голова по утрам и все время хотелось лежать и плакать. Наконец она поняла, что беременна.
Сто раз описано и рассказано, как переживает женщина первую беременность, сто раз сама Наташа слышала от подруг и читала у классиков и все-таки оказалась не готова и растеряна. Что теперь есть, покупать, как себя вести? Говорят, вредно ходить на каблуках даже в первые месяцы, нельзя есть соленую рыбу и грибы, нужно пить только кипяченую воду. А вдруг существуют и другие опасные вещи?! Ужасно хотелось к маме и бабушке. Ужасно не хватало их любви и заботы. Зачем она тут одна, совсем одна?
Илья по возвращении не слишком удивился, снисходительно выслушал ее страхи, ласково поцеловал в лоб, как дурочку.
– Рановато получилось, я надеялся следующим летом домой поехать, пожили бы на природе, матери помогли, – он разбирал вещи и одновременно отхлебывал компот прямо из кастрюли, – кстати, она пол-огорода клубникой засадила, нас угощать. Ну ничего, как узнает про внука, умрет от радости!