Витя и лицом, чуть продолговатым, с круглым подбородком и яркими синими глазами, на маму походил, и волосы лежали густой светлой волной, не каждая расческа возьмет! Зато от отца досталась крепкая поджарая фигура, за всю жизнь Андрей Иванович так и не потолстел – ни на гнилой картошке, ни на бутербродах с икрой, которую привозил сын в последние годы. Но привлекательность свою Виктор осознал поздно и с сожалением вспоминал, как уже после войны, взрослым, много пережившим мужиком, комплексовал и боялся молодых красивых женщин – мол, случайно улыбаются и смотрят в глаза, не может быть такого везения. Потому что не только смотреть – думать о женщинах не позволяла его страшная, жесткая служба, только бесцветность, полная бесцветность и безликость, чтоб ни имени, ни лица. Упали и молодость, и красота на гиблые военные годы, сгорели как сухое полено.
Кстати, долгое время после войны Виктор не выносил художественную литературу и в первую очередь русскую классику. Особенно вздохи и сопли по поводу одной слезы ребенка. Да и прочие пустопорожние рассуждения про жертвенность русской героини, спасение лесов, вырубку вишневого сада страшно раздражали, а имена типа Мисюсь или Неточка вызывали истинное отвращение. Он бы им всем рассказал, как проходит вырубка – дом за домом, деревня за деревней, как разбивают голову ребенка и раздевают на морозе прекрасных барышень, но что это изменит? Большинство людей остаются глупыми сентиментальными баранами. Слава богу, когда-то явились на божий свет Стивенсон и папаша Дюма и подарили нормальному человеку возможность находить в книгах не назидания и липовые трагедии, а простое заслуженное удовольствие! Виктор пять раз прочел «Графа Монте-Кристо» и двадцать пять «Трех мушкетеров», с любой страницы мог цитировать наизусть.
Еще до войны Витя Приходько успел сделать главное дело своей жизни – поступить в Ленинградскую консерваторию на вокальное отделение. Прекрасным летним днем тридцать девятого года, не веря своим глазам, он стоял у доски и читал, читал в который раз список поступивших – Павлов… Пономарева… Приходько Виктор Андреевич. Всё! Конец скудной жизни при заводе, унылым улицам, соседским песням под гармонь…
Мечты, мечты, где ваша сладость! Не прошло и месяца, как радость победы растворилась, словно корабль-призрак в опере Вагнера. Он был принят, потому что добрая пожилая прима-экзаменаторша пожалела красивого мальчика. Но голос, голос оказался слаб – не мог тянуть высокие ноты, не давались легкость и глубина. Это вам не школьная самодеятельность. К середине года стало ясно, что сольные партии Виктору не светят никогда. Подножка из-за угла, беспредельная подлая невезуха! Он помнил наизусть все баритоновые арии – Фигаро, Демона, Мазепы, он во сне мог пропеть любую из них от любого такта! Помнил, но не тянул.