– А свадьба?! – спрашивала глупая Аська.

Муся уже давно поняла, что никакой свадьбы не было. Когда папа принял предложение переехать на работу в питерский университет, они просто поехали вместе, никто не сомневался, что Бетти и Самуил Шнайдеры – муж и жена. Тем более через два года родилась она, Мария Самойловна Шнайдер. Ася была моложе на четыре года, и мама сначала хотела назвать ее Лорой, а папа – Азой, в память о ребе Айзике, в результате получилась Александра Самойловна, но папа всегда звал их Муся и Ася, как сестер Цветаевых, может быть, поэтому Муся всю жизнь страстно любила цветаевские стихи.

С чего началось, вернее, откуда пришло в жизнь молодого немецкого профессора Самюэля Шнайдера осознание, что из Германии нужно уезжать? Он мучительно думал или легко поднялся и двинулся дальше по жизни? И как уйти от признания и успеха в неизвестность, когда твои работы цитируют лучшие математические умы страны и уже блистательно защищена вторая диссертация? Нет, не зря реб Айзик верил в своего приемыша, в его талант и разум, что, как показали дальнейшие события, далеко не одно и то же. Скольким ученым из окружения профессора Шнайдера не хватило именно разума. Трезвого разума, чтобы понять, кто именно пришел к власти, к чьим ногам брошена легендарная страна Эйнштейна и Гейзенберга, Брехта и Шиллера, Бетховена, Шумана, Манна.

Наверное, началось с того, что против любимого учителя и блистательного профессора Эдмунда Ландау, не отрекшегося от еврейских корней, стали выступать сразу несколько ученых и преподавателей. Правда, Ландау часто критиковал работы коллег, но разве не считается почетным делом публикация новых материалов по уже разработанной теме? В 1921 году Вильгельм Бляшке в письме к Людвигу Бибербаху требует освободить Гёттинген от Ландау.

Муся прочла эти имена в старом неотправленном письме к учителю, где Самюэль с содроганием описывал разбои и марши боевиков. Боже мой, его коллеги, и в их числе сам Эдмунд Ландау, только смеялись! В июне 1922 года убили Вальтера Ратенау, недавно избранного министра иностранных дел, но Эдмунд упрямо уверял, что дело не в еврействе министра, а в его занудстве. А в ответ на издевательские планы нацистов организовать в Люнебургской пустоши концлагерь для евреев Ландау со смехом заявил, что резервирует для себя комнату с балконом на юг.

Потому что нормальный человек не в состоянии представить концлагерь и газовую камеру, он элементарно не может поверить в массовые убийства детей и медицинские опыты над людьми. Но Шмулик помнил Гомель, поэтому он верил.

Конечно, у молодого профессора Шнайдера была возможность уехать в Соединенные Штаты, или Британию, или даже в Иерусалим, где строился первый в мире Еврейский университет, но тогда требовалось расстаться с Беатой. Беата, его единственный близкий человек во всем мире, его отчаянная девочка, презревшая условности и гнев матери, она оставалась католичкой и не могла официально выйти замуж за еврея. Самюэль Шнайдер и Беата Шнайдер любили друг друга, но Бог говорил с ними на разных языках. Расстаться с Беатой и продолжить карьеру в благодатной и безопасной Америке? Разве он смог бы жить после такого предательства!