Во время нашей с Вадимом беседы он попросил меня показать статью о наркоме продовольствия Скрынникове. Прочитав заметку, быстро схватил телефонную трубку и, набрав номер нашего одноклассника Скрынникова, громко закричал: “Женя! тут у меня сидит Гелий Протасов, он принес заметку в газете о твоем отце”. Затем он передал мне телефонную трубку, и я услышал еще один голос из прошлого... Женя тут же пригласил меня на свой вокальный концерт в Дом славянской дружбы. Я был несказанно удивлен. Евгений считается в Москве известным художником, но что он выступает как исполнитель русских романсов и итальянских песен, меня очень поразило. Оказывается, что он в свое время окончил не только художественное училище, но и музыкальное училище им. Гнесиных.

В конце нашей встречи Вадим спросил меня, продолжаю ли писать что-нибудь, так как в школе меня одолевал “стихотворный зуд”. Я ответил, что моя тематика — не лирика, а стихотворная летопись происходящих в нашей стране и в моей личной жизни событий. Вадим попросил оставить ему некоторые написанные мною “летописи”. Более подробно мы решили поговорить о них при дальнейших наших встречах.

Прощаясь, Вадим сказал, что наша следующая встреча состоится после того, как он выйдет из больницы. Правда, в течение всего нашего разговора он ни разу не обмолвился о своей болезни и не пожаловался на здоровье. Это еще раз подчеркивало его энергичный дух и сильный характер.

На прощание он взял с полки одну из последних своих книг “Загадочные страницы истории ХХ века. Черносотенцы и Революция”. Сделав на ней дарственную надпись, он протянул ее мне со словами: “Хотя ты и был из хулиганов, но к тебе я относился с уважением. Ничего плохого о тебе за те школьные годы я не могу вспомнить”.

* * *

...Гражданская панихида состоялась в Институте мировой литературы им. Горького. Огромное количество народа, пришедшего с ним проститься, говорило само за себя: как много людей почитало его литературное творчество и его общественную деятельность.

Когда внесли гроб с телом Вадима, я заплакал. Слезы непроизвольно полились из моих глаз. Я плакал, может быть, еще и оттого, что навсегда уже прошли лучшие годы, что не удалось свершить задуманные с Вадимом планы по сбору наших “семидесятилетних школьников”. Может быть, плакал оттого, что так быстро проходит наша жизнь и все кончается — по воле Всевышнего.

Дальнейшее прощание с Вадимом — отпевание в церкви Симеона Столпника, что на углу Поварской и Нового Арбата, похороны на Введенском (немецком) кладбище в Москве, поминальное застолье в его доме — прошло как обычно при таких случаях. Единственно, при выходе с кладбища, у меня состоялся неожиданный разговор с женщиной моих лет. Как потом оказалось, первой любовью Вадима.

К своим воспоминаниям о Вадиме я хочу добавить некоторые воспоминания Евгения Скрынникова, с которым он на протяжении многих лет поддерживал отношения.

Скрынников вспоминает о Вадиме, как о глубоко романтической натуре и талантливом парне, который отлично пел, хорошо играл на гитаре, сочинял стихи. В нем было много светлого юношеского обаяния. Они даже были в отроческие годы влюблены в одну и ту же девушку, перед которой состязались в своих интеллектуальных способностях, стихах, исполнении романсов под аккомпанемент гитары.