И все же я был зол на Роджера. К тому времени, когда я смог вырваться из Лондона, компания уже провела на яхте целую неделю. В своём письме Роджер рекомендовал мне добраться поездом до Роксема, а оттуда пешком до причала близ Солхауза. Он писал: «…от Солхауза рукой подать, причал очень легко найти». Я шёл и проклинал себя. Какое легкомыслие забыть, что непомерный апломб бесшабашного Роджера ещё более возрос с той поры, как у него появились состоятельные пациентки. В наказание за свою доверчивость я брёл под моросящим дождиком, подгоняемый свежим сентябрьским ветром.

Было восемь часов вечера. Одежда начала промокать, и чемодан с каждым шагом все сильнее оттягивал руку. Я понял, что вышел из того возраста, когда подобные приключения могут доставить удовольствие.

Вдруг я увидел, как впереди за зарослями тростника, там, где река поворачивает к Солхаузской заводи, блеснула вода, а всего в нескольких сотнях ярдов от себя заметил чернеющую на фоне неба стрелу мачты. Яхта была пришвартована у причала на ночь, иллюминаторы бросали круги света на воду, и из-под паруса пробивалась зеленоватая полоска. Я поспешил на свет и услышал громоподобные раскаты — голос, который мог принадлежать одному-единственному человеку в мире.

В жизни своей не встречал я человека, способного производить столько шума. Но сейчас я обрадовался этому голосу, ибо он сулил мне отдых в каюте и стаканчик горячительного из рук какой-нибудь милой девушки. Предвкушая удовольствие, я сейчас готов был простить Роджеру и его голос, который гремел, как иерихонская труба, и даже то, что я по его милости в этот промозглый вечер исколесил чуть не всю округу вдоль и поперёк.

На душе у меня стало легче, как только я ступил на причал и окликнул Роджера. С яхты послышался какой-то шум и грохот, потом над люком показалась голова Роджера.

— Это ты, Иен? Где ты пропадал? — встретил меня радостный Роджер.

— Принимал участие в самом нелепом кроссе. Бег с препятствиями, ничего более идиотского представить себе нельзя.

Роджер раскатисто захохотал.

— Ну-ну, иди-ка к нам да пропусти стаканчик. Все как рукой снимет!

Я поднялся на яхту.

— Как бы не так, снимет! — проворчал я. — Умереть человеку спокойно не дадут!

Роджер захохотал и повёл меня вниз, в каюту. Спускаясь следом за ним, я невольно обратил внимание на то, что он толстеет не по дням, а по часам, таким грузным он не был ещё никогда.

Внизу стоял шум и звенели бокалы. Каюта была залита ярким светом.

— А вот и Иен! — крикнул кто-то; меня подтолкнули к койке, и Эвис налила мне в высокий бокал золотистого коктейля.

Всякий раз, когда я видел Эвис, у меня возникала мысль: будь я лет на двадцать помоложе, красота девушки волновала бы меня ещё больше, но наши отношения были бы лишены той непринуждённости, которая существовала между нами сейчас. Теперь же мне оставалось лишь благодарить судьбу за тихую радость, которую испытываешь в обществе таких женщин.

Эвис была фантастически хороша в тот вечер. Только она одна могла разливать вино с таким видом, будто совершала полное глубокого смысла таинство, и томная грация девушки, и её нервный рот, и тонкие белые руки приводили меня в неописуемый восторг. Все в ней было прелестно — от каштановых волос, откинутых с высокого лба назад, до длинных стройных ног; однако, подумал я, достаточно было бы одних лишь этих глаз, чтобы считаться очаровательным созданием.