Полицейские разобрались с дверцами машины. Я посмотрела на термометр. В гараже было около минус двух.
– Когда вы сюда приехали? – спросила я у Люцеро.
– Где-то около полутора часов назад. Разумеется, здесь было теплее, до того как мы открыли дверь, но не намного. Гараж не отапливается. Да и капот был холодный. Думаю, что и бензин кончился, и аккумулятор сел за много часов до того, как нас вызвали.
Когда дверцы были открыты, я сделала несколько фотографий, прежде чем подойти с другой стороны и посмотреть на голову покойной. Я пыталась ухватиться хоть за какую-то деталь, хоть за какую-то искорку, мелькнувшую а памяти. Но все было тщетно. Я не знала Дженнифер Дейтон. Я никогда прежде с ней не встречалась.
Ее осветленные волосы у основания были темными и крепко накрученными на маленькие розовые бигуди, несколько из которых раскрутились. Она была очень полной, но по ее тонким чертам лица я могла предположить, что когда-то она, возможно, считалась довольно привлекательной. Ощупав ее голову и шею, я не обнаружила ни трещин, ни переломов. Я дотронулась тыльной стороной ладони до ее щеки, затем попыталась перевернуть тело. Оно уже окоченело, кожа с той стороны лица, которой покойная лежала на сиденье, была бледной и пузырчатой от жара. Не похоже, чтобы ее тело переносили после смерти, и кожа не белела при нажатии. Она была мертва по меньшей мере часов двенадцать.
Лишь только когда я уже собралась надеть ей на руки пакеты, я что-то заметила под ногтем ее указательного пальца на правой руке. Чтобы лучше разглядеть, я достала карманный фонарик, затем вынула пластиковый конвертик для улик и пинцет. В коже под ногтем сидела крохотная металлическая зеленая чешуйка. Рождественская блестка, подумала я. Кроме этого, я обнаружила золотистые волокна, и не только под ногтем этого пальца, но и на других. Надев на ее руки коричневые бумажные пакеты и закрепив их на запястьях резинками, я обошла вокруг машины, чтобы посмотреть с другой стороны на ее ноги. Они полностью окоченели, и мне стоило труда вытащить их из-под руля и положить на сиденье. Осматривая подошвы ее толстых темных носков, я увидела приставшие к шерсти волокна, по виду очень похожие на те, что остались у нее под ногтями. Ни грязи, ни земли, ни травы на подошвах не было. Я мысленно забила тревогу.
– Нашли что-нибудь необычное? – поинтересовался Марино.
– Вы не заметили где-нибудь здесь домашних тапочек или шлепанцев? – спросила я.
– Не-а, – отозвался Люцеро. – Я же говорил вам, что мне показалось весьма странным, что она вышла из дому холодным вечером только в...
Я прервала его:
– У нас тут загвоздка. У нее чересчур чистые носки.
– Проклятье, – проворчал Марино.
– Надо ее везти в центр. – Я отошла от машины.
– Я сейчас распоряжусь, – вызвался Люцеро.
– Хочу осмотреть дом, – сказала я Марино.
– Да-да. – Сняв перчатки, он стал дуть себе на руки. – Я тоже хочу его осмотреть.
В ожидании санитарной бригады я прошлась по гаражу, внимательно глядя под ноги и стараясь никому не мешать. Ничего интересного там не было: традиционный набор садового инвентаря в сочетании с разным хламом, которому не нашлось места в доме. Я скользнула глазами по стопкам старых газет, плетеным корзинам, запыленным банкам с краской, ржавой решетке для углей, которая вряд ли использовалась на протяжении многих лет. В углу беспорядочными кольцами, напоминая зеленую безголовую змею, лежал тот самый поливальный шланг, от которого, похоже, и был отрезан кусок, приделанный затем к выхлопной трубе. Я присела возле отрезанного конца, не дотрагиваясь до него. Судя по пластиковому срезу, шланг отсекли под углом одним сильным ударом. На цементном полу неподалеку я заметила прямой рубец. Поднявшись, осмотрела висевшие на щите инструменты. Среди них были топор и кувалда, все ржавые и в Паутине.