Но, ничего не дождавшись, я начало более серьезно думать о том, чтобы прийти туда снова, несмотря ни на что. В конце концов, иногда люди действительно желают, чтобы вы забегали к ним в любое время. Я предполагаю также, что в некоторых местах двери на самом деле открыты, а матери не всегда бывают правы.
…Не ждите приглашений…
Как бы то ни было, так случилось, что 10 декабря этого года я надел свой твидовый пиджак и темно-коричневые брюки и стал искать темно-красный галстук. Я помню, что ощущал свое сердцебиение более отчетливо, чем обычно.
«Джордж Уотерхауз наконец-то сломался и позвал тебя? – просили Эллен. – Назад в стойло к остальным старым шовинистам?»
«Да, ты права», – сказал я, сознавая, что я солгал ей, наверное, впервые по крайней мере за последние двенадцать лет. Я вспомнил также, что после нашей первой встречи она спросила меня, на что похожа ложь. Старые люди, рассказывающие о войне, ответил я тогда.
«Ну что ж, может быть действительно это обещает твое продвижение», -заметила она, хотя и без особой надежды. К ее чести она сказала это и без особой горечи.
«Случались и более невероятные вещи», – подытожил я и поцеловал ее на прощание.
«Ну-ну», – сказала она, когда я выходил на улицу.
В эту ночь поездка в такси показалась мне слишком долгой. Вечер выдался холодный и звездный. Машина была огромной, и я чувствовал себя маленьким мальчиком, впервые попавшим в большой город. Меня охватило возбуждение, когда такси остановилось перед коричневым зданием клуба.
Такие чувства незаметно перестают посещать нас с возрастом, но, ощутив их вновь, вы испытываете удивление, наподобие человека, нашедшего один или два темных волоса в расческе спустя много лет после того, как полностью поседел.
Я расплатился с таксистом и направился к четырем ступенькам, ведущим к двери. Когда я поднялся, мое возбуждение сменилось чувством неуверенности и тревоги. Зачем я приехал сюда?
Дверь была обшита дубовыми панелями и казалась мне крепкой, как ворота замка, там не было ни звонка, ни молоточка или камеры, установленной незаметно в тени коридора, и, конечно, Уотерхауз не ждал меня у входа. Я остановился у ступенек и огляделся. Тридцать пятая Восточная улица неожиданно показалась мне более темной, холодной и угрожающей. Коричневый камень выглядел таинственно, как будто скрывая что-то, о чем было бы лучше и не пытаться узнать. Окна напоминали глазницы.
Где-то, за одним из этих окон могли находится мужчина или женщина, наблюдающие за убийством, – подумал я. Дрожь пробежала по моей спине. -Наблюдающие… или совершающие его.
Вдруг дверь открылась, и появился Стивенс.
Я почувствовал огромное облегчение. Думаю, что у меня не слишком богатое воображение – по крайней мере не в обычных обстоятельствах, – но недавняя мысль отличалась жуткой ясностью предвидения. Я мог бы заговорить об этом, если бы не посмотрел в глаза Стивенсу. Его глаза на знали меня. Совершенно не знали.
В этот момент я вновь с жуткой пророческой ясностью увидел весь мой вечер в деталях. Три часа в тихом баре. Три виски (возможно, четыре), дабы заглушить чувство неловкости и собственной глупости, придя туда, где я не был желанным гостем. Унижение, от которого совет моей матери был призван меня спасти. Совет, чью цену можно понять, лишь преступив его.