— Я не шучу, я правда не знала, — ничуть не обиделась художница. — Не обижайся. Давай лучше про ту картину, про которую ты хотел спросить. Хотя, подозреваю, это тоже не слишком приятная тема.

— В последнее время она актуальна, поэтому не до сантиментов, — вздохнул я.

— В любом случае, это очень короткий разговор, — она вновь пожала плечами. — Я не могу сказать ничего внятного про ту картину. Думаю, то, что ей двадцать один год — или около того — тебя не удивит. А всё остальное… Мне приснился какой-то сюрреалистический обрывочный кошмар. Те самые руки, холод, много крови, какие-то вспышки, крики. И то и дело мелькал этот символ. Написала я её вот так же, как сейчас, за ночь. Можно сказать, последними красками — тогда особо денег не было, это сейчас я известна и популярна. И, собственно, с тех пор ты и начал мне периодически сниться. Только я не знала, что это ты, и что тот парень из снов действительно существует. А расскажи мне, что тогда случилось? Почему у меня в сознании так отчётливо запечатлелся эти образы? Или не знаешь?

— Отчего же? Знаю. Какое настораживающее совпадение — двадцать лет я не почти вспоминал эту историю, а за последние несколько дней — уже не первый раз.

Я второй раз за день вкратце пересказал историю своей первой встречи с этим треклятым символом. Марена даже оторвалась от холста, присев на ещё один табурет.

— Какая жуткая история, — поёжилась художница. — Честно признаюсь, совершенно не хотелось бы оказаться на твоём месте! — она вздохнула, ещё раз зябко повела плечами, но потом будто очнулась и вспомнила о картине, вновь вооружившись палитрой и кистью.

— Мне тоже, — я хмыкнул. — Впрочем, я и не надеялся, что что-нибудь прояснит встреча с тобой.

— А зачем пришёл? — с ехидством поинтересовалась она.

— Честно? Из любопытства; не каждый день тебе столь необычная и прекрасная девушка признаётся, что видит тебя во сне.

— Ещё бы у тебя жизнь не такая беспокойная была, — она иронично улыбнулась. — Что-то мне подсказывает, что ночные кошмары перед выставкой имеют к тебе прямое отношение. Равно как и кошмары половины этой четверти.

— Мне уже становится страшно с тобой общаться, — я тоже не удержался от улыбки. — Мы ловили опасного преступника; не читала, в газетах писали много чего лестного про наш отдел?

— Мельком видела. Это маньяк-садист который?

— Да. Ты, видимо, отдувалась кошмарами за меня: я заснуть не мог.

— Вот как? Настолько впечатляюще? — она вскинула брови.

— Лучше тебе этого не знать, — поморщился я.

— Тогда хорошо, что в кошмарах не было подробностей, просто ощущение липкого опасного взгляда, внимания и страха. И то кратковременно, под утро. А вот последний из них был куда ярче, много крови, река какая-то, — поделилась впечатлениями художница.

— Демоны… — пробормотал я и задумчиво потёр подбородок. — Что-то действительно мне уже очень не по себе от этой истории. Мало ли, что я натворю, а ты сон про это увидишь?

— И что ты предлагаешь? — живо заинтересовалась Марена.

— Можно попробовать проконсультироваться с магами Разума. Завтра забегу, узнаю. Всё равно собирался зайти, только по другому поводу, — пробормотал я себе под нос, вспоминая про сегодняшний провал в памяти.