– Но мистер Мэк, я же сдавал тесты! Четыре года назад. И я прошел!

– Я позвонил в Олбани, удостовериться, что нигде ничего не перепутали. Так оно и есть. Письмо...

– Да посмотрите же! – Он нашарил в кармане бумажник и извлек свою учетную карточку. – Видите, тут же написано, черным по белому – двадцать семь.

Мистер Мэк взял карточку за обтрепанные края и сочувственно втянул щеки.

– Берти, мне очень жаль, но на новой твоей карточке – двадцать четыре.

– Один балл? Из-за одного балла вы собираетесь... – Он был не в силах даже заставить себя подумать, что они собираются сделать. – Ну мистер Мэк!

– Я знаю, Берти. Поверь, мне жаль не меньше, чем тебе.

– Я сдавал их чертовы тесты, и я прошел!

– Берти, я же объяснял, что в расчет принимаются и другие факторы, не только результаты тестов – один из них как раз изменился. Похоже, твой отец слег с диабетом.

– Впервые слышу.

– Не исключено, что родитель твой тоже еще не в курсе. Больничный компьютер автоматически связывается с регент-управлением, а оттуда уведомление высылается тоже автоматически.

– Да при чем тут вообще мой отец?!

С течением лет отношения между Берти и отцом свелись к телефонным звонкам по праздникам и к посещению ради проформы федеральной ночлежки на Шестнадцатой стрит, в среднем четырежды в год, по случаю чего мистеру Лудду выдавались талоны на мясо для отоваривания в ресторанчике через дорогу. В любом обществе семейная жизнь – это самая мощная соединительная сила, так что волей-неволей деятели из федерального собеса пытались уберечь семьи от распада; даже если речь не более чем о том, чтобы отец с сыном раз в квартал поели вместе ласанью в “Сицилийской вечерне”. Отец? Берти едва сдержал нервный смех.

В первую очередь мистер Мэк объяснил, что стыдиться нечего. Меньше двадцати пяти баллов набирают целых два с половиной процента населения, то есть больше двенадцати миллионов человек. Это вовсе не означает, что Берти выродок какой-нибудь, он не лишается никаких гражданских прав, это значило только – как Берти, конечно же, знал, – что ему не позволено заводить детей, как естественным путем, в результате брака, так и посредством искусственного осеменения. Он хотел бы удостовериться, что Берти это понимает. Как, понимает?

Да. Понимает.

Просветлев, мистер Мэк объяснил, что еще возможно – даже вполне вероятно, учитывая, что по баллам Берти как раз на границе, – переклассифицироваться опять: с повышением. Терпеливо, пункт за пунктом, он проработал вместе с Берти весь набор его регент-тестов, указывая, где у Берти есть шансы набрать дополнительные баллы, а где не стоит и надеяться.

Диабет – болезнь наследственная. Лечение дорогостоящее и может затянуться на годы. Разработчики собственно Акта пытались уравнять диабет с гемофилией и XYY-геном. Это, конечно, мера слишком уж драконовская, но Берти, разумеется, понимает, почему необходимо пресекать генетическую предрасположенность к диабету.

Конечно. Понимает.

Далее, в связи с отцом имелся еще один неблагополучный момент: последнее десятилетие тот был активно трудоустроен менее 50% времени. На первый взгляд, несправедливо, что Берти приходится страдать из-за отцовской безалаберности, но статистика показывает, что и эта черта наследуема ничуть не меньше, чем, скажем, интеллект.