Заявить ему: «Молчать, когда с тобой разговаривает подпоручик», сорвавшись в конце фразы на визг? Но он и не говорит ничего, сидит себе на гарцующей лошади и взгляда от меня не отводит. Да и я вовсе не подпоручик.

И я, глядя ему в глаза, старательно поскреб чуть пониже живота. Нет, ничего там такого не требовалось. Вот только похожи мы сейчас были на двух кобелей, и один из нас должен поджать хвост, признавая чужой авторитет. И мои действия читались так, что я прямо у него на глазах поставил свою метку на столбе поверх его метки. Не котировалась здесь моя шпага, сейчас другие ценности были в ходу. А еще я снисходительно улыбнулся.

Во взгляде моего визави что-то неуловимо изменилось. И сердце бешено застучало: сейчас, сейчас все начнется. Их больше, но пятеро наших парней дорогого стоят, да и Горднер не зря остался в тени.

Напряжение стало почти осязаемым. Я немного согнул ноги в коленях, так получится быстрее отреагировать на любое его движение. Ну и расслабился, насколько получилось, тоже для этой цели.

За моей спиной щелкнула тетива, и чуть ниже шляпы главаря, точно в середине его лба, вырос пестрый цветок – стрела севелугов. Надо же, вот это луки, стрела пробила голову насквозь.

Главарь начался заваливаться с коня в противоположную от меня сторону, и именно с той стороны раздался пистолетный выстрел. Видимо, уже в предсмертной агонии он нажал на спусковой крючок. И этот выстрел предназначался мне.

«Кирст, я твой должник», – пронеслось у меня в голове, когда я прыжком оказался за оставшейся без седока лошадью. Потому что ни за что у меня бы не получилось так, как в случае с бароном в том лесу, где Милана встретила своего дядю-герцога. Не получилось бы потому, что тогда я видел, как барон направляет в меня свой пистолет, который до этого держал стволом вверх.

Сейчас все было по-другому. Пистолет я увидел бы одновременно с выстрелом, потому что всадник прятал оружие за корпусом своего коня. Такое ведь и к ножам относится, когда лезвие скрыто за ногой, спиной, наложенной сверху ладонью другой руки, среагировать на удар практически невозможно. Ладно, зачем объяснять вещи, которые и без меня все знают.

Забухали частые выстрелы, к которым добавились звуки вонзающейся в плоть стали. Когда я появился из-за лошади, в правой руке у меня была шпага, а в левой пистолет. Цель нашлась сразу же – один из наших гостей, сидевший на аргхале. Расстояние было минимальным, чуть дальше выпада шпагой, так что промахнуться мне не удалось. Всадник выронил палаш и зарылся головой в лошадиную гриву.

Больше повоевать мне не пришлось, потому что к этому времени все уже было закончено. Мы одержали победу, заплатив за нее жизнями двух человек. Одним из них был Чемир. Когда я подошел к нему, он еще дышал. Скрючившись, он лежал на земле, прижав обе руки к животу. Нижняя губа его была закушена, и все равно он не мог сдержать стонов. Рана смертельная, и, для того чтобы понять это, не нужно быть Пироговым. Пуля такого калибра, сделанная из мягкого свинца, разворотила ему все внутренности, разорвав на своем пути одну из артерий.