— Я бы хотела знать тебя такого, — то ли мысленно, то ли вслух — не поняла сама. Кажется, слова всё-таки прозвучали. — Она же знала, а я…

Картина была небольшая, я могла без труда держать её в руках. Перевернула, но надписи не нашла. Ничего…

Уже хотела было поставить полотно обратно, но тут вдруг заметила выглядывающий из щели между рамкой и холстом белый уголок. Только я немного успокоилась, как сердце опять учащенно заколотилось. Потянула. Это оказался сложенный лист бумаги. Записка…

— «Алине», — прочитала надпись, выведенную красивым ровным почерком. Не почерком Олега — женским…

Алине?! Сжимая лист, я кое-как вернула портрет на место и с ужасом уставилась на записку, боясь её разворачивать и желая этого одновременно. Что-то подсказывало, что в этом неведанным образом спрятанном в картине сложенном листе, я найду ответы на многие вопросы.

— Алина, ты где? — я вздрогнула, услышав голос Олега. — Алина, — настойчивее, приближаясь.

Я обернулась на дверь. Снова глянула на лист.

Быстро сунув записку в выдвижной ящик стоящей тут же у двери тумбочки, я вышла из комнаты.

— Алина, — наткнулась на прожигающий взгляд мужа. Он стоял посреди гостиной с несколькими пакетами в руках и был явно недоволен тем, что тайное стало явным. Вне сомнений, он не хотел, чтобы я заходила в эту комнату. Тем более, в его отсутствие. Только на его недовольство мне было наплевать.

— Зачем ты их перевез сюда? — спросила я холодно, отвечая ему точно таким же взглядом.

— Они принадлежат тебе, — после секундного молчания ответил он. Поставил пакеты на диван и кивнул на них, смотря при этом на меня. — Я привез тебе одежду.

— Я отказалась от них.

До пакетов дела мне не было. Попытки Олега отвлечь меня, перевести разговор и сделать вид, что комната и то, что в ней, не имеет значения, вызвали у меня ещё более сильное раздражение. Какое мне дело до гребаных шмоток, если мужчина, уверявший меня только минувшим вечером, что я нужна ему, хранит верность своей мёртвой супруге?! Если не физическую, так психологическую точно. И чёрт знает, что из этого хуже!

— Они принадлежат тебе, Лина, — спокойно, продолжая смотреть мне в глаза. Как будто пытался загипнотизировать, подчинить. Как будто пытался дурманом своего взгляда всадить мне под кожу то, в чём хотел меня убедить. — Хочешь — уничтожь их, если считаешь нужным. Если нет — отдай кому-нибудь. Анна рисовала великолепно. Уверен, ее пейзажи смогут найти себе дом, если ты посчитаешь это нужным, — спокойствие его было только видимостью, на самом же деле в голосе слышалось раздражение. — Делай с ними что пожелаешь, Лина, — приблизился ко мне. — Это уже не важно.

— А что важно? — спросила на выдохе. — Что важно, Олег?!

Стоило ему подойти опасно близко, я отступила. Не дала дотронуться до себя, и в глазах его полыхнула чернота.

Голос мой дрогнул. Недавно навернувшиеся на глаза слезы не давали быть сдержанной настолько, чтобы долго сохранять внутреннее равновесие. Я дернула рукой, взмахом указывая на комнату.

— Ты хранишь эти картины, ты…

— Хватит жить прошлым, Алина! — рявкнул и, схватив, тряхнул.