Вряд ли какая-нибудь другая женщина была бы способна за десять минут превратить бордель в пансион для благородных девиц.

Ровно десять минут спустя (Рыбников подсматривал из-за шторы) Гликерия Романовна расплатилась с извозчиком и с решительным видом вышла из коляски.

Дверь ей открыл солидный швейцар, с поклоном повёл по коридору навстречу звукам фортепиано.

Пансион приятно удивил Лидину богатством убранства. Немножко странным ей показалось, что в стенах кое-где торчат гвоздики — будто там висели картины, но их сняли. Должно быть, унесли протирать пыль, рассеянно подумала она, волнуясь перед важным разговором.

В уютном салоне две хорошеньких девушки в гимназической форме старательно наигрывали в четыре руки «Собачий вальс».

Приподнялись, сделали неловкий книксен, хором сказали: «Бонжур, мадам».

Гликерия Романовна ласково улыбнулась их смущению. Когда-то она сама была такой же дикаркой, росла в искусственном мирке Смольного института: полудетские мечты, тайное чтение Флобера, девичьи откровения в тиши дортуара…

Здесь же, у пианино, стоял Вася — его некрасивое, но милое лицо выглядело сконфуженным.

— Тётенька ждёт вас. Я провожу, — пробормотал он, пропуская Лидину вперёд.

Фира Рябчик (амплуа «гимназистка») придержала Рыбникова за полу пиджака:

— Вась, это твоя благоверная? Характерная дамочка. Не трусь, обойдётся. Мы остальных по комнатам заперли.

Слава Богу, и она, и Лионелка по дневному времени были ещё не накрашены.

А из дверей навстречу гостье уже плыла Беатриса — величественная, как мать-императрица Мария Федоровна.

— Графиня Бовада, — представилась она с любезной улыбкой. — Васюша мне столько о вас рассказывал!

— Графиня? — пролепетала Лидина.

— Да, мой покойный муж был испанским грандом, — скромно обронила Беатриса. — Прошу пожаловать в кабинет.

Прежде чем последовать за хозяйкой, Гликерия Романовна шепнула:

— Так вы в свойстве с испанскими грандами? Любой другой непременно бы похвастался. Все-таки вы необыкновенный.

В кабинете было уже легче. Графиня держалась уверенно, инициативы из рук не выпускала.

Идею бегства за границу горячо одобрила. Сказала, что документы для племянника достанет, самые надёжные. Затем разговор двух дам повернул в географическую сторону: куда бы эвакуировать обожаемого «Васюшу», При этом выяснилось, что вдова испанского гранда объездила чуть не весь мир. С особенным чувством она отзывалась о Порт-Саиде и Сан-Франциско.

Рыбников в обсуждении участия не принимал, лишь нервно похрустывал пальцами.

Ничего, говорил он себе мысленно. Завтра 25-ое, а там всё равно.

Мрачное бешенство — так вернее всего было бы обозначить настроение, в котором пребывал Эраст Петрович. За долгую жизнь ему случалось не только одерживать победы, но и терпеть поражения, но, кажется, никогда ещё он не чувствовал себя столь глупо. Должно быть, так ощущает себя китобой, гарпун которого, вместо того чтоб пронзить кашалота, расшугал стайку мелких рыбёшек.

Ну разве можно было усомниться в том, что треклятый Брюнет и есть японский агент, устроивший диверсию? Виновно было нелепое стечение обстоятельств, но это служило инженеру слабым утешением.