— Осьмнадцать гривен! Две ранее давал!
Некрас развязал мешок, подозвал Оляту и насыпал ему в пригоршню жменю тяжелых серебряных монет. Отрок онемел от неожиданности.
— Балуешь слугу! — заворчал Святояр. — Мало, что коня присвоил, так еще серебра гривну! За какие заслуги?
— Он разведал, что в Городце сено лежит, — спокойно ответил Некрас. — Твои люди до стен не добрели, а он внутри побывал. Убить могли! Как и тех…
— Малый еще, — уже тише, но все так же недовольно продолжил воевода. — Куда ему столько?
— Избу сожженную в веси заново поставить, орало купить, корову… Будет землю пахать, подать князю платить…
— Если так… — махнул рукой Святояр.
В ближайшее воскресенье Олята посадил сестру на жеребчика, и они поехали в Белгород — на торг. Там Олята сразу отправился в кожевенный ряд, где купил сестре красивые и прочные сапожки. Себе тоже выбрал сапоги — из воловьей кожи, высокие, с каблуками. Без каблука нога в стремени болтается, а у него теперь конь! Еще Олята купил сестре суконную шапочку, подбитую куньим мехом, отрез василькового сукна на свиту, затем повел к златокузнецам. Там, осмотрев выставленные в широком коробе драгоценности, приглядел серебряные серьги с бирюзой. Серьги были в виде полумесяца, подвешенного на цепочках, тот полумесяц и сиял голубыми камнями. Оляне серьги тоже приглянулись, но, услыхав цену (восемь ногат!), она только ахнула. Брат стал торговаться, но кузнец по злату уступил только одну монету.
— Дорого, Олята! — закрутила головой сестра. — Сам подумай!
— Ну и что! — не согласился Олята. — Подумаешь семь ногат… Еще выслужу!
— Верно! — сказал его кто-то сзади.
Двойняшки обернулись и увидели улыбающегося Некраса.
— Покажи!
Сотник взял у Оляты серьги, внимательно рассмотрел и вдруг ловко вдел в уши Оляны. Затем отступил на шаг и наклонил голову, оценивая.
— Невеста! Хоть сейчас сватов засылай!
Оляна вспыхнула.
— Плати! — велел сотник Оляте и повернулся к продавцу: — Мне тож серьги. Только золотые, и чтоб яхонты побольше…
«Это он Улыбе!» — догадался Олята.
Некрас быстро выбрал серьги, заплатил за них целую гривну, они пошли по торгу втроем.
— Мечи! Мечи! — раздалось неподалеку. — Острые, каленые — врагу на погибель, добру молодцу — на славу! Подходи! Выбирай!..
Некрас с Олятой, не сговариваясь, пошли на голос и оказались у воза, возле которого толпились вои. Воз был застлан сукном, поверх которого лежали мечи — кривые и прямые, с простыми рукоятями и отделанными серебром с камнями. Олята не удержался, схватил один.
— Ух! — только и сказал отрок, пальцем пробуя острие.
Некрас молча забрал у него меч, щелкнул раз-другой по клинку ногтем, затем положил его плашмя поверх шапки и попытался согнуть. Меч не поддался.
— Дрянь! — коротко заключил сотник, бросая меч обратно.
— Не гоже хаять добрую вещь! — укорил его продавец, кривоногий половец с бритой головой. — Не хочешь, не бери! Другие купцы найдутся…
— Я правду молвлю! — обиделся Некрас. — Железо в твоем мече сухое, мигом выщербится. Безоружных таким сечь можно, а вот коли на вое броня…
— И броню рассечет!
— Да? — сощурился Некрас. Оглядевшись, он взял с соседнего воза, где торговал кузнец, железный гвоздь-ухналь и положил его на край повозки половца. Одним движением вырвал саблю из ножен. Вои, толпившиеся у воза, расступились. Сабля описала сверкающий полукруг и с глухим ударом рассекла гвоздь пополам. Вои тут же окружили воз, с восхищенно рассматривая остатки гвоздя и ничуть не пострадавший клинок сабли.