— Он совсем не страшный! — тихо сказал Некрас.

— Ага! — не согласилась девочка. — Сам с гору, пасть — во! — девочка развела руки. — А зубы какие! И шипит…

— Он шипит, когда боится.

— Я думала: съест!

— Он не ест людей. И скотину. Ему сырое мясо нельзя.

— Ягненка схватил…

— Поиграть хотел. Скучно ему. Он совсем еще маленький. Как этот щенок.

— Не маленький! — сердито возразила девочка.

— Ему только год, для смока совсем малый. Знаешь, какие они вырастают?!

— Какие? — распахнула глаза девочка.

— У-у-у… — качнул головой Некрас. — С этот овин!

— Ты видел? — шепотом спросила девочка.

Некрас кивнул.

— Боялся?

— Поначалу. А потом понял, что смок мертвый.

— Кто его убил? Ты?

— С голоду он…

— С голоду мрут, — согласилась девочка. — У нас в веси за зиму пятеро… Что смоки едят?

— Рыбу.

— Рыбы в реке много. Или не умеют ловить?

— Умеют. Только в то лето сильный мороз рано ударил, лед реку сковал. Смог не смог лед поломать.

— Мог зайцев ловить! Или кабанов диких…

— Смоки от сырого мяса животом маются, кишки им заворачивает.

— Что же смоки зимой едят? Когда на реке лед?

— Зимой они спят. В пещерах. Нагуляют жир — и в спячку.

— Как медведи?

— Как косолапые.

— Своего смока ты возле мертвого подобрал?

— Там.

— Маленького?

— Еще из яйца не вылупился.

— Чем кормил?

— Рыбой. Жевал и ему давал. Потом смок сам научился… Теперь много ест. Ему нужно, иначе не полетит.

— Ты на нем летаешь?

— Угу.

— Меня покатаешь?

— Непременно.

— Не обманешь?

— Чтоб меня Перун поразил! Подрасти только…

Некрас погладил девочку по русой головенке и вышел во двор. Волосатый смерд, отец девочки, вынес на деревянном блюде две горячие лепешки, вкусно пахнущие свежеиспеченным хлебом, Некрас сунул их в кожаную сумку, висевшую на плече, и вышел за ворота. Обратный путь он проделал пешком.

У пещеры Некрас обнаружил сиротливо лежавший на песке мешок, смока рядом не было. Осмотревшись, Некрас обнаружил змея в реке: тот шумно плескался, выпрыгивая из воды и ныряя обратно в глубокие волны.

— Сторож! — сердито сплюнул Некрас и вернулся к ручью. Здесь он сбросил одежду и по грудь забрел в теплую воду. Потоптавшись под берегом, он нащупал и с натугой выволок на берег большую ивовую вершу, затем — другую. Развязав лыко на плетеных донышках, высыпал на траву горку серебристой, бьющейся рыбы, стал одеваться. Тело у хозяина змея, несмотря на худобу, было крепкое, перевитое мускулами, как вервями. На груди, плечах и боках виднелось несколько шрамов, старых, побелевших. Только один узкий шрам под левым соском был багрово-сизым — по всему видать рана оказалась глубокой, да и зажила не сразу. Некрас еще завязывал ремешки на кожаной безрукавке, когда за спиной раздалось шумное дыхание. Некрас спокойно продолжил свое занятие. За спиной недовольно рыкнули.

— Что сам не наловил? — сердито спросил Некрас, оборачиваясь. Смок, пригнув голову к земле, жалобно смотрел на хозяина. Некрас разворошил живую кучу носком сапога, вытащил из нее налима, длиною в локоть и, не оглядываясь, пошел к кустам. Позади послышалось шумное сопение: смок хватал рыбу полной пастью и, забрасывая голову вверх, глотал, не жуя.