— Культ генокрадов, очевидно, действует здесь уже несколько поколений. Нам повезло, что Гравалакс такая дыра, иначе заражение могло бы распространиться уже на полсектора.

— И то хорошо, — согласился я.

Много позже я узнал, что она все равно рассматривала подобную возможность, и ей удалось искоренить несколько меньших культов, которым удалось перекинуться на соседние системы, и тогда казалось, что угрозу удалось сдержать. По крайней мере, пока не появились сами рои-флотилии и мы не обнаружили, что стоим перед войной на два фронта.

Я немного подумал и добавил:

— Они, сдается мне, пробыли здесь достаточное время, чтобы глубоко проникнуть в СПО.

— В числе прочего, — согласилась инквизитор.

Я начинал потихоньку втягиваться в разговор.

— Похоже, они смогли включиться и в местные политические группировки. В ксенофильскую фракцию…

— Равно как и в лоялистскую. — Эмберли мрачно улыбнулась. — Они поддерживали трения между ними, раскололи СПО. К гадалке не ходи, что именно культисты в обеих фракциях вынудили их стрелять друг в друга и заставили лоялистов атаковать тау. Надеясь втянуть нас в войну, чтобы мы тут рвали друг друга на куски, а тиранидский рой вошел в сектор, практически не встречая сопротивления.

Я поежился от озноба.

— И они подошли очень близко к тому, чтобы преуспеть в этом…

— И все еще могут добиться своего. — Голос Эмберли был суров. — Мы с вами последние, кто знает об этом. Если мы не сможем передать эту информацию лорду-генералу…

— У них все получится, — закончил я.

Эта перспектива была слишком зловещей, чтобы даже задумываться о ней, так что мы какое-то время провели в молчании.

И вероятно, это было к лучшему, потому что через некоторое время я начал различать на фоне шелеста наших подошв некий неясный шум. Пыль, помимо того что приглушала звук наших шагов, отчетливо давала знать, что до нас никто не ходил этой дорогой в течение десятилетий. А это означало, что мы вряд ли попадем в еще какую-нибудь засаду. Но источником других звуков там, куда мы шли, не грех было и обеспокоиться. Я поднял руку и погасил фонарь, снова дожидаясь, пока мои глаза приспособятся и оцепенение окончательно покинет меня.

— Что такое? — спросила Эмберли, следуя моему примеру и выключая фонарь.

Мы погрузились в полную темноту.

— Я не уверен, — признался я. — Но, кажется, я что-то слышу.

К моему удивлению и удовлетворению, она не стала расспрашивать, видимо доверяя мне достаточно, чтобы дождаться, пока я сам расскажу обо всем. Я сосредоточился и стал прислушиваться. В действительности это был даже не звук, как таковой, а скорее вибрация в воздухе. Наиболее понятным объяснением этому будет сравнение с чувством, которое в темноте позволяло мне знать, насколько близко находятся стены. Короче, вы либо знаете, о чем я говорю, и в этом случае вы, вероятно, тоже выросли на нижних ярусах города-улья, либо вам придется принять мои слова на веру.

В любом случае, стоя на месте, мы бы ничего не достигли, так что мы с Эмберли снова двинулись вперед, не зажигая света. Мои ладони опять зудели, и Эмберли, похоже, доверяла моим инстинктам, по крайней мере, в этих обстоятельствах. Коридор впереди был все так же пуст, и передвижение в темноте требует гораздо меньших усилий, чем кажется на первый взгляд, так что я постепенно стал различать едва заметное свечение во мраке.