Аута замолчал, не закончив фразы. Май-Бака и Агбонгботиле смотрели на него со страхом. Старик вздохнул и сказал:

— Тела угадал, ты шпион!.. Жаль.

Ауте трудно было говорить обо всем, что было у него на душе, но еще тяжелее не говорить об этом. Внутренняя борьба отражалась в его глазах, в морщинах лица, в сжатых челюстях, в едва дрожащих губах. Агбонгботиле заметил эту борьбу и, смягчившись, медленно сказал:

— С тобой или без тебя, краснокожие чужеземцы все равно захватят нужных им рабов… Выполняй свои обязанности, выбирай кого хочешь и оставь нас в покое, мы тебе не советчики.

Аута увидел, что его так и не поняли.

— Не я выбираю… выбирайте вы. Передаю тайну в ваши руки, хотя знаю, что это может превратиться в копье, направленное против меня. Мне хотелось сделать все, что в моих силах. Я думал, что хозяева возьмут немного рабов, а остальных оставят в живых после ухода. Я ошибся. Не угадал. Иначе я сказал бы, что пригодных к работе совсем мало, и отобрал бы самых плохих людей. Теперь же…

Агбонгботиле наконец понял и улыбнулся:

— Не бойся нас. Говори прямо.

— Хозяева говорят, что оставшихся негодных рабов убьют. Тогда я им сказал, что мною отобраны почти все, так как вы ловкий и пригодный к работе народ. Останется совсем немного, и я думаю, их помилуют. Вот и все, что я вам хотел сказать. Если я ошибся, осудите меня.

Агбонгботиле подошел к Ауте и посмотрел ему в глаза, дав понять этим, что ему все ясно. Но Май-Бака грустно спросил:

— Ты считаешь — лучше жить рабом, чем умереть?

Аута молчал. Что скажешь на это? Сказать им о только что пришедшей ему на ум едва оформившейся мысли, которой он и сам побаивался?

— Май-Бака, — начал Аута, — когда живешь, есть на что надеяться. Может случиться, и рабство не будет вечным. Может быть, избавишься от него когда-нибудь. Только мертвецу не на что надеяться. После смерти не остается ничего иного, как гнить. И еще вот что…

Заметив, что Аута замолчал, Агбонгботиле постарался его подбодрить:

— Говори, чужеземец, что ты хотел сказать. Ты нас не бойся!

— Иногда я думаю… как бы это вам сказать… Вот некоторые говорят, что человек рождается рабом или свободным человеком. Я не думаю, что это так… Ну разве обязательно должны быть рабы?

— Древние люди, с самого начала мира, когда их сотворили боги, не были рабами и не имели рабов. У них не было никаких иных хозяев, кроме богов. Так говорят старинные поверья. Люди делили постель, воду и были братьями. Может быть, это сказка, а может, и нет. Никто не знает этого! — произнес Агбонгботиле.

Ауте стало грустно, и он замолчал. Май-Бака повернулся к нему. Он пристально посмотрел на него и, покачав головой, спросил:

— Когда поведут нас отсюда?

— Когда вернутся солдаты из северных гор. Думаю, дня через три, а может быть, и четыре.

Разговор внезапно оборвался. В деревне по ту сторону загона женщины, собравшись у хижин, оплакивали мужчин.

С болью в сердце, не говоря ни слова, Аута вышел из загона и направился к деревьям, в тени которых его ожидал Яхубен.

Ночь подходила к концу. Аута давно уже проснулся. Он стоял, опершись на забор загона, и смотрел на незнакомую звезду, за которой так пристально следил в течение всего пути по пустыне. Вскоре из палатки вышел Яхубен. Внутри загона несколько человек, о чем-то перешептываясь, ходили среди спящих рабов. Яхубену надоело наблюдать за звездой, тем более что он увидел старика Агбонгботиле. Солдат уже немного стал понимать язык местного племени. Пока Аута наблюдал за своей звездой, Яхубен окликнул Агбонгботиле и знаком подозвал. его. Тот подошел к забору. Яхубену захотелось блеснуть своими знаниями, и он произнес с некоторым оттенком гордости: