Аута, вздрогнув при столь неожиданном вопросе, сразу понял все. Ему хотелось промолчать, он ответил как можно мягче:

— Как же мы смеем ослушаться приказа? Если я не пойду, Пуарем прикажет убить меня. Если же я захотел бы уклониться от дороги и бежать, меня убил бы ты… У меня ведь нет оружия!

— А если бы ты имел его? — озабоченно спросил Яхубен.

— Я не убил бы даже врага. И тем более не смог бы убить тебя. Ты мне как брат.

Яхубен пристально посмотрел на него: уж не обманывает ли? Глаза раба были чистыми.

— Откуда ты знаешь, что я убил бы тебя, если бы ты попробовал бежать? — неожиданно вырвалось у Яхубена, и он тут же пожалел о сказанной им глупости.

Аута продолжал:

— Ты человек, которому нравится убивать… Это твое ремесло, тебе приказывают.

Яхубен смутился, не зная, что ответить. Может быть, этот раб, читающий его мысли и знающий его лучше, чем он сам, был прав? Никогда Яхубен не отдавал себе отчета, почему он солдат, никогда не спрашивал себя, почему он убивает. И в самом деле, почему? И враг его не лев, не волк, а человек. Но если он не убьет, его убьют. Так что убийство является защитой. Яхубен подумал и пришел к выводу, что убийство не защита. Особенно с тех пор, как на Атлантиду более никто не нападал, чтобы захватить ее, а вот он, Яхубен, подгоняемый приказом, ходил грабить чужие страны, убивать невинных людей. Аута показался ему мудрым, как бог. И он решил говорить с ним более смело:

— Аута, я давно хотел тебя спросить, только ты не выдавай меня…

— Не выдам! — ответил Аута, улыбаясь. — Как же я выдам тебя? Я не торгую людьми и уж тем более друзьями. Говори, Яхубен!

Не раздумывая долго о последствиях своего вопроса, Яхубен спросил:

— А что, если мы уйдем к черным племенам в те горы?… И тогда мне не надо будет убивать людей.

Аута тепло посмотрел на Яхубена. Он был теперь совершенно уверен, что солдат не может оказаться доносчиком.

— И без нас рабы все равно будут захвачены. Может быть мы окажемся им чем-нибудь полезны. А нас двоих ни одно черное племя не примет.

— Даже и тебя? У тебя ведь тот же цвет кожи и ты знаешь их язык.

— Цвет кожи и язык еще ничего не решают. Они сразу почувствуют, что душа моя чужда им… не похожа на их душу, далека от их образа жизни. Я теперь не могу жить, не читая, не беседуя с учеными людьми. Может быть, это большой недостаток, но я привык к нему. Если бы и ты был негр и не имел оружия, тогда они, может быть, оказали бы гостеприимство нам как путникам, но они могут встретить нас и как врагов.

— Скажи, почему к тебе хорошо относятся Великий Жрец и другие служители богов? Только потому, что ты учен и мудр?

Аута пожал плечами:

— Никто ко мне хорошо не относится, разве что старец со Святой Вершины. Они нуждаются во мне, вот и все.

— А наш правитель, да будет он вечен и…

— Разве кто-нибудь может быть вечен? — перебил его Аута, улыбаясь.

— Как? Вечно живой?… Да боги же бессмертны! Любимый сын Бога Вод и есть владыка Атлантиды, да будет он вечен, здоров и могуществен.

— Скажи мне, Яхубен, если он бог и вечен, зачем ему желать вечности?

Яхубен молчал.