— Ракетница с двенадцатью красными парашютными ракетами, еще три красные ракеты, две оранжевые дымовые шашки, три красных фальшфейера и один белый.

— Две пинты воды в пластмассовой банке с завинчивающейся крышкой.

— Два куска фанеры толщиной 1/8 дюйма, предназначенных для использования в качестве разделочных досок.

— Четыре металлических стержня разных размеров: детали рулевого управления яхты.

— Короткое подводное ружье со стрелой-гарпуном.

— Пакет с продуктами: десять унций арахиса, шестнадцать унций запеченной фасоли, десять унций солонины и десять унций подмокшего изюма.

— Маленький импульсный маячок.

В придачу к перечисленному имуществу мне удалось спасти поролоновые матрас и подушку с каютного дивана, полтора однофунтовых кочана капусты, кусок грота, сигнальную вешку и спасательный нагрудник, спальный мешок и сапожный нож.

Книгу Дугала Робертсона я приобрел на распродаже много лет тому назад. Сейчас она для меня дороже золота. Подводное ружье было куплено на Канарских островах. На «Соло» ему нигде не находилось места. Когда я в пятый раз стукнулся об него лбом, меня вдруг осенило, что лучше всего будет засунуть его в мешок с аварийным снаряжением. Изменив положение гарпуна, я его туда запихал, и оно кое-как уместилось. Как я впоследствии убедился, это оказалось неслыханной удачей.

Я завожу себе дневник, в котором регистрирую состояние своего здоровья, состояние плота и количество пищи и воды. Кроме дневника, я начинаю новый бортжурнал, в котором веду также и штурманские записи. «Потеряно все, кроме прошлого и друзей; я лишился, можно сказать, последней рубашки. Приплыли, что называется. Выйду ли я живым из этой переделки? Не знаю». Стараюсь выводить строчки как можно ровней в блокнотиках размером три на пять дюймов, но это несложное на первый взгляд занятие требует значительных усилий, потому что плот все время раскачивается. Свои записи я достаю только тогда, когда совершенно уверен в том, что сейчас меня не зальет и плот не перевернется. Кончив писать, я прячу свои записки сначала в один, потом во второй пластиковый пакет, каждый раз тщательно перевязывая сверток, затем укладываю их вместе с пособием по выживанию в третий пакет и поглубже запихиваю в мешок со снаряжением.

Если допустить, что плот не порвется, но мне не удастся пополнить запасы пищи и воды, я в лучшем случае протяну до 22 февраля, то есть еще четырнадцать дней. К тому времени я, может быть, и доберусь до судоходных трасс, где для меня забрезжит слабая надежда на спасение. Организм мой будет уже значительно обезвожен. Язык сначала распухнет, а потом почернеет. Глаза глубоко западут, и сквозь горячечный бред я уже буду слышать поступь близкой смерти.

Целая вечность отделяет один тихий щелчок секундной стрелки от другого. Напоминаю себе, что время вовсе не стоит на месте. Под несуетное тиканье стрелок секунды накапливаются, подобно фишкам в покерной ставке. Секунды сложатся в минуты, минуты — в часы, часы — в дни. Время пройдет. И когда-нибудь, сколько-то месяцев спустя, я смогу спокойно взглянуть на пережитый ад из будущего, как зритель из удобного кресла… Смогу, пожалуй, если повезет.