– Вы хотите сказать, что именно такое воспитание испортило Джако?

– Я имел в виду не только Джако. Джако, по моему разумению, с самого начала имел дурные наклонности. К таким обычно приклеивают ярлык «неуравновешенного ребенка». Ценность у него, как и у всякого другого ярлыка. Эрджайлы ни в чем ребенку не отказывали, делали все, что могли. Я на своем веку немало таких Джако повидал. С течением времени, когда мальчишка безнадежно испортится, родители жалуются: «Если бы я с ним обращался построже, когда он был маленьким!», «Я был слишком суров, надо бы подобрее». Правда, лично я не верю, что воспитанием можно многое изменить. Если у ребенка плохой характер, то уж ничего не поделаешь. Одни становятся преступниками потому, что имели трудное детство и видели слишком мало любви, другие – потому, что были слишком избалованы. Многие из них все равно пошли бы по кривой дорожке. Джако, по-моему, относится к последней категории.

– Так вы не удивились, когда его арестовали по обвинению в убийстве?

– Откровенно говоря, удивился. Не потому, что мысль об убийстве не вязалась с обликом Джако. Подобного молодца с полным правом можно назвать бессовестным. Меня поразил сам характер убийства. Да, мне был знаком его неистовый темперамент. Еще ребенком он частенько бросался на какого-нибудь мальчика, бил его тяжелой игрушкой или деревяшкой. Но набрасывался он, как правило, на младшего, и, кроме того, действиями Джако в такие минуты руководила не слепая ярость, а желание чем-либо овладеть. Я бы не удивился, если бы узнал, что Джако замешан в убийстве, когда пару мальчишек-грабителей настигает полиция и наш Джако подстрекает: «Хлопни его по башке, голубчик. Пусть возрадуется. Пристрели-ка его». Подобные типы одержимы желанием убить и нередко выступают в роли подстрекателей, но у них не хватает решимости убить самому. Такие вот дела. Теперь выясняется, что я был прав.

Калгари, потупив взгляд, пристально разглядывал потертый ковер, на котором с большим трудом различался первоначальный рисунок.

– Не представлял себе, – сказал он, – какие трудности меня ожидают. Не понимал, какие последствия вызовет мое сообщение. Что может… что должно…

Доктор дружелюбно кивнул.

– Да, – проговорил он. – Похоже на то, а? Похоже, вы угодили в самое пекло заварушки.

– Поэтому и пришел посоветоваться с вами. Наверное, у каждого из них были очевидные основания разделаться с нею.

– Очевидных не было, – возразил доктор. – Но если немного копнуть… то да, думаю, наберется изрядное количество мотивов для убийства.

– А именно? – спросил Калгари.

– Вы уверены, что взялись за свое дело?

– Уверен, такова моя участь.

– Наверно, на вашем месте и я бы так решил… Не знаю. Что ж, начну с того, что никто из них не чувствовал себя полноправным хозяином. По крайней мере, при жизни матери… буду так называть ее для краткости. Она их всех держала в руках, всех без исключения.

– Каким образом?

– Хотя в финансовом отношении она полностью обеспечила своих детей, образовав для них фонды с доверительным управлением, практически они были лишены самостоятельности, им приходилось во всем руководствоваться пожеланиями своей матери.