- Эгон Саперб? С виду он очень умный и симпатичный, он явно наделен умением сопереживать. Послушайте, Эгон Саперб, мысленно обратился к нему Винс, меня постигла большая беда: сегодня утром, когда я проснулся, рухнул мой крохотный личный мирок. Мне нужна женщина, которую я, по всей вероятности, больше уже никогда не увижу. Лекарства "АГ Хемие" мне здесь ничуть не помогут… если, конечно, не принять смертельную дозу. Но это совсем не того рода помощь, которой я добиваюсь.
А может быть мне лучше было откопать своего брата Чика с ним вдвоем присоединиться к сыновьям Иова, вдруг мелькнуло у него в голове. Мы с Чиком даем клятву верности Бертольду Гольцу. Некоторые именно так уже поступили, те кто неудовлетворенный своей судьбой, у которых не сложилась жизнь - личная, вот как в моем случае, или деловая: не получилось восхождение по ступенькам социальной лестницы, от статуса испов к статусу Гест.
Чик и я сыновья Иова, мрачно представил себе Винс Страйкрок.
Марширующие по улицам в этой несуразной форме. Став всеобщим посмешищем. И все же веря - только во что? В победу в конечном счете? В Гольца, который выглядит, как кинематографическая версия "Раттельфенгера", Крысолова? Он весь съежился при мысли об этом; она привела его в ужас.
И все же эта идея крепко засела в его голове.
Проснувшись в своей квартире на самом верхнем этаже "Авраама Линкольна", старший брат Винса, худой, лысоватый Чик Страйкрок, близоруко поглядел на часы, пытаясь выяснить, может ли он остаться в постели еще хоть немного. Но нечего утешительного для себя не узрел на циферблате часов - было уже четверть десятого. Время подниматься… Информ-машина, растарахтевшись снаружи здания, бойко торговала своим товаром и, к счастью, своевременно разбудило его. А затем Чик с немалым для себя потрясением обнаружил, что кто-то еще лежит в одной с ним постели; он широко открыл глаза и изумлено уставился на контуры укрытого простыней тела, которое, как он сразу же понял по разметавшейся на подушке копне рыжих волос, принадлежало молодой женщине, притом (он испытал при этом облегчение, а, может быть, это было и каким-то иным чувством), хорошо ему знакомой. Жюли! Его невестка, жена его брата Винса. Вот те на! Чик присел на кровати.
Давай разбираться, сказал он тотчас же себе. Вчера вечером - что это там было после Дня Поминовения? Заявилась к нему Жюли - он это точно теперь вспомнил - какая-то совершенно расстроенная с одним чемоданом и двумя пальто и начала бессвязно что-то рассказывать, из чего в конце концов выкристаллизовался тот простой факт, что она законно прекратила свои брачные отношения с Винсом: она ему больше не жена по закону и вольна идти куда и к кому ей только заблагорассудится. Вот поэтому она здесь. А почему именно здесь? Этой части ее объяснений он что-то никак не мог припомнить. Жюли всегда ему очень нравилась, но это еще никоим образом не могло объяснить происшедшее: ее поступок был каким-то образом связан с ее собственным скрытым от других внутренним миром, с его особыми ценностями, к каковым он совершенно не был причастен. Объективно ее поступок был необъясним.