Я швырнул не один бокал. Несколько. При этом я ещё и кричал: «Вы думаете, punk умер? Великий панк жив! Punk is not dead!» Жена ушла в другую комнату и не показывалась.
Пришла тёща и сказала:
— Как вы себя ведёте, Эдуард! Как хулиган-подросток! Я сейчас вызову милицию! Уходите из моего дома.
Оставшиеся гости, горстка, поспешно ушли. И я ушёл. Вместе с моими гостями, мои друзья Александр и Наталья довезли меня ко мне в Сыры и уехали. Помню, что засыпая, я очень мучился тем, что нарушил партийную дисциплину, не вызывал охрану и потому покинул квартиру неохраняемый. Такое нарушение дисциплины непозволительно, думал я во сне. Непозволительно.
Свою семейную жизнь я наутро посчитал законченной. Я знал себя уже столько лет, чтобы безошибочно понять: всё, тупик. Стать нормальным человеком, отцом семейства, мне не удалось. Пусть я и старался. Но мой мощный дух не смог смириться с тем, что меня исподволь затащили под скудно освещённые небеса, где в кустах и кулисах бегают, скрываясь, чёрт знает какие персонажи, Артуры и Петровичи, целая стая женщин разрывает на части и сюсюкает над моим единственным сыном, вырывая его друг у друга.
Своё поведение вчерашним вечером я не одобрил. Помнил я всё прекрасно. Чтобы меня напоить, до сих пор нужно влить в меня добрые полведра спиртного, пьян я вчера не был. Дело в том, что мой гордый дух не выдержал того, что меня пытались сломать. Сделать придатком к семье. Но не удалось. Я попытался вспомнить, что же конкретно вызвало мой гнев, отчего полетел в жену бокал? Пока я приготавливал себе кофе, я перебирал эпизоды вчерашнего вечера. Вот входит мой адвокат Беляк, он же крёстный Богдана. Вот он уходит, долго не задержался. Вот тёща. Приветствует в прихожей не то двоюродную, не то троюродную сестру моей жены с мужем. Оглядывается вокруг:
Тёща: А где же хозяин дома? — обнаруживает выходящего из кухни Богдана. — Ах вот он хозяин, виновник торжества!
Жена (к журналистам «Хелло!»): Сейчас вот усажу Хозяина дома и начинайте, — берёт Богдана в белой рубашечке, лобастый Богдан похож на Ильича Ленина в детстве, сажает в детский стул. — Вот он хозяин, готов!
Вот где trigger вчерашнего скандала. Они, простые, в общем-то женщины, избрали себе хозяином дома моего мальчика. Мальчик беспомощен, у него нет охранников, он зависит от них, женщин, он даже возразить не может, говорить ещё не научился. Ей муж не нужен был, ей нужен был ребёнок! Всё так просто, а Петровичи и Артуры, — это ложный след, даже если актриса и выспалась с одним из них, или даже двумя в разное время.
Кто мне недавно об этом говорил? Кто-то говорил или я где-то прочёл. А, конечно же, я пожаловался своему гуру, Пшеничникову, и тот прислал огромное письмо. Пшеничников написал мне в тюрьму целый том, наверное, писем, после тюрьмы он пишет реже, но никогда не оставляет вопрошающего без ответа. Следует посмотреть в папке «ПШЕНИЧНИКОВ», в папке «ПШЕНИЧНИКОВ». Вот.
«Когда женщина оформляется, когда она лет в двадцать полностью входит в свою половую роль, она начинает искать пути преодоления зависимости от мужчины. Если она выходит замуж, то это желание вообще усиливается до максимума. Место любви у ограниченных людей быстро занимает зависть. Женщина не хочет зависеть, она хочет, чтобы от неё зависели. Изменить и подчинить мужчину невозможно. Поэтому она решает (природа ей подсказывает) завести маленького мужчину, который ещё лет двадцать будет от неё зависим. Природа хитро придумала. Разделив человечество на два пола, каждый из которых энергетически зависим от другого, она обеспечила воспроизведение вида. Всем хочется любви, то есть обладания. Кажется, что брак — это обладание. Вступают в брак, но в браке противоречия ещё более очевидны, ещё более на виду. Женщина решает, что ребёнок — это выход, ей будет кем командовать. А мужчина разрешает ей этот промискуитет. Ведь женщина, по сути, пытается повторить с ребёнком брак. Не сумев подчинить мужчину, сделать его бессильной дойной коровой, она пытается сама родить зависимого от неё мужчину. Заратустра, литературный персонаж, говорил: «Всё в женщине — загадка, и всё имеет разгадку. Эта разгадка — ребёнок. Мужчина для женщины — лишь средство, цель же — дитя»».