Мертвенный мрак над головой, темные холодные скалы и серые силуэты деревьев. Теплые розовые искорки мелких глупых существ, ухитрившихся скрыться от голодных пауков, красные огоньки самих смертоносцев и алые точки от разумов людей. Даже отсюда, из предгорий было заметно зарево в стороне Дельты — там, где растет Великая Богиня. А вот со стороны вершин Северного Хайбада или вулканических озер, спрятавшихся среди Серых гор, тянулась темнота.

Мир ментального плана. Только побывав здесь, становилось понятно, почему пауки не делят предметы на живые и мертвые. Если человек привык считать себя, смертоносцев и жуков-бомбардиров существами разумными, прочих насекомых, рыб и животных глупыми, но обладающими сознанием, растения — живыми, но не имеющими сознания, а камни, песок, воду — мертвыми объектами, то пауки признавали имеющим разум все, что только существует под солнцем. Ведь оставить свой след в ментальном плане способен только разум. Если ушедшая в мир мысль ощутила присутствие камня — значит камень обязан обладать хотя бы крошечным сознанием.

Между холодным склоном горы и серыми зарослями леса вытянулась цепочка теплых огоньков. Не пылающих, а просто теплых — видно, действительно сильно устали. Сейчас Найл не боялся, что его могут услышать: ведь он не мыслил, он только воспринимал окружающую действительность — а потому правитель смело потянулся навстречу огонькам.

Они находились совсем рядом — без поддержки соединенного разума пауков Посланник мог расширять свое сознание от силы на день пути. Еще три-четыре часа, и отряд шерифа окажется совсем рядом. Сосредоточившись на огоньках разума, Найл даже смог понять, почему эти усталые воины так торопятся. Они рассчитывали на внезапность. Шериф надеялся, что захватившие город пришельцы никак не ожидают ночного нападения и будут плохо ориентироваться в незнакомом месте. Неожиданность и паника врага вполне смогут компенсировать усталость воинов.

На сосновый лес опускалась ночь.

Посланник ждал. Он растворился в пространстве вокруг отряда северян. Он стал землей, по которой они шли, стал скалой, возвышающейся над их головами, стал воздухом, которым они дышали. Он стал ими самими. Он ощущал боль их мышц, тяжесть доспехов, потертости натруженных ног, страх за оставшихся в городе жен и детей, и усталость, огромную усталость, такую, что хотелось как можно скорее увидеть врага, вступить в бой и даже не победить, а просто умереть, разом избавившись от столь невыносимых мук.

Все ближе и ближе подходила колонна воинов к тому месту, где безмятежно отдыхали братья по плоти, пока в ночной тиши Посланник Богини не открыл глаза и не произнес одного короткого слова:

— Пора.

Подхлестнутые мысленным приказом очнулись от забытья смертоносцы и устремились вперед, к каменному отрогу, лихорадочно завершая плетение паутинной стены вокруг попавшихся в капкан врагов.

— Дравиг! — окликнул старого воина Найл, и отдал приказ незанятым в строительстве паукам выдвинуться к дороге и нанести по ней удар парализующей волей.

И почти в тот же миг со стороны гор послышалась тихая ругань северян, попавшихся в темноте в паутину. Под парализующими ударами ругань мгновенно оборвалась. Послышались частые щелчки стрел, вонзающихся в древесные стволы, обрубающих сучки. Посыпались перезревшие шишки. Одна из посланных наугад стрел зацепила-таки смертоносца по панцирю, не столько причинив боль, сколько испугав молодого паука. Прокатившаяся по ментальным контактам волна ненадолго сбила общий боевой настрой, и отряду шерифа удалось отступить от препятствия. Арбалетная стрельба прекратилась — смертоносцы тут же устремились в погоню за отступающим врагом, старательно испуская лучи ужаса и ловя ответные импульсы страха. Кое-кто из северян поддался панике и начал стрелять в темноту — пауки предпочли отступить, издалека прислушиваясь к мыслям врагов.