Вернувшись в квартиру, занялся вместе с Олей подбором одежды. Это дело, по его убеждению, было весьма важным, и они посвятили ему около двух часов.
В половине шестого вечера он стоял перед зеркалом уже в парике и усах. На нем были длинные серые брюки, в которые, под ремень с узорной пряжкой, была заправлена черная с фигурной отделкой рубашка. На рубашку спадала массивная цепь «под золото». Узкие манжеты брюк, преломляясь, находили на модные черные мокасины. В левом ухе поблескивала золотая серьга.
Оля стояла рядом, держа в руках два пиджака. Один пиджак был скроен из серо-коричневого букле, второй — из черной лайки.
Придирчиво оглядев Молчанова, она сказала:
— Оба пиджака сюда будут хороши, как раз то, что любят деловые. Безвкусица полная, и в то же время вроде как нарядно.
— Так в чем дело? Давай любой.
— Понимаешь… поскольку в Москве тебя якобы никто не знает, предполагается, что ты из провинции.
— Ну и что?
— Деловой из провинции все же вряд ли наденет букле. Скорее лайку.
— Так давай лайку. — Взяв у Оли пиджак, надел его. — Как? По-моему, ничего.
— Вполне. Оружие будешь брать?
— Не буду. Во-первых, в ресторане, где я буду окружен деловыми, оно все равно не поможет. Потом, они наверняка сразу же меня обыщут. Пойду пустой.
— Смотри.
— Смотрю. Ну все. — Щелкнул пальцами. — Я готов. Осталось подождать Костиного звонка.
— А если Костя не позвонит?
— Не позвонит, пойду без звонка. Сейчас все равно идти рано, может, попьем чай?
— Давай.
Звонок раздался, когда они пили чай на кухне. Взяв трубку, Молчанов услышал: «Все в порядке».
В начале восьмого вечера, поставив «фольксваген» на платной стоянке, он подошел к входу в гостиницу «Восточный шатер». Толкнув стеклянную дверь, вошел в тамбур.
Грузный усатый швейцар в ливрее посмотрел на него настороженно. Молчанов хотел было пройти мимо, но швейцар загородил ему дорогу:
— Пожалуйста, карточку.
— Я иду в ресторан.
— В ресторане все занято.
— Да ладно тебе, отец…
Молчанов попытался сунуть в руку швейцара приготовленные заранее двадцать долларов, но тот отодвинул ладонь:
— Подожди, друг. У нас сейчас с этим строго. Сказано — мест нет.
— Да я сидеть не буду. Отец, я добавлю.
Швейцар покачал головой:
— Подожди добавлять. Сидеть не будешь, а что будешь делать?
— Мне только переговорить.
— Переговорить с кем?
— С Геннадием Васильевичем.
На секунду сняв и тут же надев фуражку, швейцар покосился в сторону холла. Фуражка наверняка была условным знаком, потому что сразу после этого амбал в черном костюме, стоявший в холле, отделился от стены и двинулся к ним. Приоткрыв дверь тамбура, кивнул:
— Что тут?
— Да вот… — Швейцар посмотрел на Молчанова. — Сказал, хочет поговорить с Геннадием Васильевичем.
Оглядев Молчанова, амбал спросил:
— Вы с ним договаривались?
— Нет. Но, думаю, поговорить со мной ему будет в интерес.
Амбал снова занялся изучением внешности Молчанова.
— Геннадий Васильевич вас знает?
— Знать не знает, но слышал.
— Слышал о ком? Кто вы?
— Если по-простому — Кузя.
— Просто Кузя?
— Просто Кузя.
— По какому вопросу вам нужно переговорить с Геннадием Васильевичем?