Эти отличия позволили мне установить у синиц некоторые постоянные привычки. Так, большинство их изо дня в день расклевывало корм на постоянных местах, на одной и той же излюбленной веточке вишни или на кусте смородины. Случайно севших здесь других синиц они сгоняли.

Кроме больших синиц, на кормушку прилетали изредка и другие синицы — гайки, московки, лазоревки. Долгохвостые синицы хотя в саду и бывали, но держались только на вершинах высоких деревьев и к кормушке не спускались.

Я подсмотрел повадки больших синиц-пухляков во время еды. Большие синицы никогда не брали за один раз более одного семечка конопли, а гайки набирали в рот по три и четыре семечка, затем прятали их в щелки под кору деревьев. Но эти запасы они нередко, повидимому, забывали.

Коноплю гайки ели так же, как и большие синицы: садились на тонкую горизонтальную веточку и, зажав семечко между пальцами ног, проклевывали в семечке отверстие и через него добывали мякоть.

Совсем иначе ели корм снегири. Они ели всегда тут же, сидя на краю поддонника. Коноплю и подсолнух вместе с шелухой брали в рот целиком и потом краями клюва и при помощи языка раздробляли их. Хлеб и сыр снегири почти не ели.

Большие синицы очень любили клевать кости. Я подвешивал кости на веревочке, и синицы, нередко повиснув вниз головой, старательно выклевывали остатки мяса или мозга. Если кость была большая, то на нее садились две-три синицы. Обычно они ссорились и гонялись одна за другой.

Я заметил, что синица, гонявшая всех своих товарок сегодня, сохраняла свое превосходство над ними и в следующие дни. Но иногда ей давали отпор, и первенство переходило к другой синице. Но не надолго. Уже через несколько минут взбунтовавшаяся синица снова подчинялась первой.

Ссоры у синиц возникали больше всего из-за корма. И не только между собой они ссорились, но и с птицами других пород.

Снегирь, усевшись у корма, не подпускал к нему ни своих товарищей, снегирей, ни синиц. Он угрожающе прыгал в сторону врага, вытягивал шею и «жукал» — шипел. Синицы обычно уступали, хотя другой раз и успевали схватить какое-нибудь зернышко.

У больших синиц, как правило, главенствовали самчики, а у снегирей — самочки. Но один раз я видел, как снегирь уступил большой синице. Он, как обычно, пугнул синицу в сторону, но синица, хотя сначала и отпрыгнула, вдруг раскрыла рот и зашипела на снегиря. Несколько секунд нельзя было решить, чья возьмет. Но вот синица угрожающе, наклонилась вперед, к снегирю, и он, не выдержав напора, отступил.

Был еще такой случай. На снегиря наскочил воробей. Обычно воробьи уступают снегирям, а тут нашелся храбрец — полез в драку. Снегирь начал отступать, но не улетал, а принимал угрожающие позы и шипел. Вдруг воробей уперся лапами в красный зоб снегиря и с криком столкнул врага с края кормушки. А ведь воробей меньше снегиря.

Мне удалось подметить, как синицы пьют. В морозную погоду они глотали рыхлый снег. Но если можно было добыть воду, они снег почти не ели. Первая же капель в конце зимы на солнечной стороне крыш немедленно привлекала их внимание. Синицы садились на сосульки и собирали с них капельки воды. Когда же появлялись первые ручейки, они пили воду из них.