— Но ведь среди алкоголиков или наркоманов встречаются талантливые и даже гениальные люди. Как быть с ними?

— Да, такое встречается, и не так уж редко. Когда гениальный человек превращается в алкоголика? Как правило, тогда, когда его творческий потенциал истощается, чего он не может психологически перенести, перестав ощущать прекрасное клокотание животворящей божественной мысли, без которой все кажется пустым и серым. Почему такое случается? Это воля божья, поскольку каждый человек выполняет свою миссию на Земле. Однако очень часто такое происходит оттого, что гениальный человек, сам не замечая того, постепенно заболевает «звездной болезнью»… и Бог перестает будоражить его гениальное воображение. Есть две категории гениальных людей: несостоявшиеся гении и состоявшиеся гении. Если сопьется несостоявшийся гений — это закономерно, поскольку гениальность требует еще и трудолюбия и самоотдачи. А если сопьется состоявшийся гений — это нонсенс, до боли обидный и вызывающий сострадание.

— Почему ты сказал сострадание, а не жалость?

— Сострадание — чистое чувство, дающее силы божественному началу человека, а жалость — чувство, ублажающее дьявольское начало.

— Но они так похожи.

— Позволь привести пример. Я оперировал знаменитую укротительницу слонов Терезу Дурову, которая, почти, было, ослепла. Сколько травм она перенесла! Медведь прокусил колено, слон ударил хоботом и множество других травм. Да еще и наступающая слепота. Я запомнил ее слова: «Не жалейте меня, дорогие мои. А то бороться перестану. Сострадать можете». Эта мужественная женщина в глубине души понимала, что жалость — это плохо.

— Она прозрела?

— Да. Она опять на арене цирка.

— Здорово.

— Вместе с ней лежала в палате еще и одесситка Тоня Карпова — молодая красивая женщина. Будучи смертельно больной, Тоня тоже почти ослепла и имела спастические парезы рук и ног. Хоть бы раз Тоня пожаловалась! Никогда. Она, до максимума используя остаток своего зрения и не показывая спазмы в своих ногах, но силась по отделению и помогала другим больным.

Мы, сострадая ей, сделали специально для нее большой научный эксперимент, разработали новый метод лечения, и вот — болезнь отступила. Тоня видит и чувствует себя хорошо. С Терезой Дуровой они сдружились, найдя друг друга.

Венер подвинул обгорелое полено в огонь и спросил меня:

Ты не промок? Дождь ведь моросит. Обложило.

— Да немного. У костра тепло. Сохну.

— Какое бы определение состраданию и жалости ты бы мог дать?

— Определение? — я задумался. — Сострадание — это соучастие в беде другого человека с призывом его к борьбе, а жалость — это попытка соучаствовать в беде с внутренним признанием безвыходности положения. Поэтому мы никогда не должны сдаваться!

Никогда! Даже мысли не допускать, что положение безвыходно. Очень важно — не допускать такой мысли, в противном случае наше сострадание превратится в жалость и пойдет в энергетическую копилку дьявольского начала любой болезни. Я, как врач, знаю, что взывающий к жалости больной никогда не вылечится, а такие, как Тереза Дурова и Тоня Карпова, могут победить даже безнадежные заболевания. Я часто бываю грубоват со своими пациентами, но только с теми, кто взывает к жалости. «Пессимистов я не лечу», — нередко говорю я, показывая на дверь. Пациент должен бороться вместе с врачом.