С виду эта постройка была не менее чем вековой давности. Во времена оны именно так строились добротные сельские усадьбы. Главное здание дополняли домик садовника, различные службы, птичники, конюшня. По обе стороны крыльца с пятью ступеньками высились бронзовые светильники.

В небольшом бетонном бассейне перед домом воды не было. Над крышей из трубы с лепным карнизом вилась струйка дыма.

Больше ничего. За полем виднелись скала, крыши ферм, плуг, брошенный кем-то в конце борозды.

По гладкой дороге, сигналя и обгоняя друг друга, неслись автомобили.

Мегрэ с чемоданом в руке вышел из машины и расплатился с шофером, который, прежде чем пуститься в обратный путь в Париж, остановился у заправочной колонки и пополнил запас бензина.

Люкас вынырнул из-за дерева у обочины и направился к Мегрэ, который, увидев подчиненного, опустил чемодан на землю. И когда оба уже было решили пожать друг другу руки, послышался нарастающий гул и внезапно, вплотную к обоим полицейским, на полном газу пронеслась гоночная машина. Задетый ею чемодан отлетел на добрых три метра в сторону.

Разглядеть что-либо не удалось. Автомобиль, оснащенный турбокомпрессором, обогнал телегу с ворохом соломы и скрылся за горизонтом.

Мегрэ нахмурился.

 — И много здесь таких проходит?

 — Это первая… Готов побожиться — он хотел сбить нас с вами. Скажете, нет?

Небо стало пасмурным. В одном из окон виллы Мишонне дрогнула занавеска.

 — Здесь можно где-нибудь переночевать?

 — Да, в Арпажоне или в Авренвиле. До Арпажона три километра, Авренвиль поближе. Там есть скромная гостиница, нечто вроде сельского постоялого двора с трактиром.

 — Снеси туда мой чемодан и закажи нам комнаты. Еще какие-нибудь сообщения?

 — Никаких. Из окон виллы за нами наблюдают. Я только что присматривался к госпоже Мишонне. Довольно объемистая шатенка. Характер у нее, думается, неважный.

 — Не знаешь, почему это место называют перекрестком Трех вдов?

— Знаю, навел справки. Название идет от дома, где живут Андерсены. Дом этот был построен еще в революцию. Когда-то здесь, на перекрестке, других построек вообще не было. И вот лет пятьдесят назад в доме, как мне сказали, жили три вдовы — мать и две ее дочки. Матери было уже девяносто, и она совершенно одряхлела, старшей дочери исполнилось шестьдесят семь, младшей — тоже шестьдесят с лишком. Теперь представьте себе: все три старухи одержимы маниакальной скупостью. Они решительно ничего не покупают и питаются только тем, что дают собственный огород и курятник. Ставни на окнах никогда не открываются. Неделями их никто не видит. Старшая дочь сломала себе ногу, о чем местные жители узнают только после ее смерти… Да, странная история!.. Долго-долго о доме Трех вдов нет буквально ни малейших сведений. А люди, конечно, сплетничают, болтают невесть что. Наконец мэр Авренвиля решает выяснить, что же там все-таки творится. Он находит всех троих мертвыми, причем, по всему судя, умерли они по крайней мере за десять дней до его прихода. Представляете? Мне рассказали, что в те дни пресса подняла немалый шум вокруг этого события. Кто-то из местных учителей, глубоко взволнованный столь таинственным происшествием, даже написал брошюру, в которой утверждал, будто дочь со сломанной ногой, возненавидев младшую сестру за то, что та сохранила полную подвижность, отравила ее, а заодно и мать. Сама же отравительница, по словам автора брошюры, якобы скончалась впоследствии в непосредственной близости от двух трупов, не будучи в состоянии сдвинуться с места и достать для себя что-нибудь съестное.