- Ради тебя мы снова готовы вернуться! - уверял Суер. - Правда, Дяй?
- Сэр, - отвечал я, - конечно, вернемся. Возможно, Леша растолкует нам смысл младенца по имени Ю.
- Этот смысл вам откроется, - успокаивал Леша, - а ради меня на остров голых женщин возвращаться не стоит, я все-таки не боцман Чугайло. Давайте лучше сядем на берегу и вспомним былое.
И мы сели и стали вспоминать.
Мы вспоминали о том нашем первом плаваньи, в которое мы когда-то пустились втроем: Леша, Суер и я.
С нами были тогда еще эфиоп Яшка, главный махало-опахальщик, Дик Зеленая Кофта и Билл Рваный Жил-лет. На фрегате "Корапь" мы открыли остров каннибалов да и один завалященький островок с кладом. Вспомнился и текст записки, запечатанной во флаконе Мумма:
Каменище найдите.
Сто раз поверните.
Под камнем сим черпай
Асьгнации, Чепай.
Надо отметить, что автор записки имел в виду не героя гражданской войны В.И.Чапаева, а английского кладоискателя Тчепая.
- А помните Аллевопээгу? - спросил Леша.
- Песнь джунглей свела меня тогда с ума, - невольно вздрогнул капитан.
- Я и сейчас дрожу, - признался Леша. - Давайте же подрожим вместе и споем эту заунывную песнь. Ностальгически.
И мы запели песнь в честь Аллевопээги - вечного странника.
ООуэ, балява!
Звери выходят из нор.
Вечному страннику слава,
Вечносидящим позор.
ООуэ, рассоха!
Росомаха приносит жуть.
До последней миазмы вздоха
Руку отдам ножу.
ООуэ, синега!
Встает над горами страх!
Век тебе, о Аллевопээга!
Бегать на тощих ногах.
ООуэ, как мудры!
Дети законов тьмы.
Люди приходят утром.
Ночью приходим мы.
Так мы пели и дрожали, как вдруг с океана донесся пронзительный клич.
- Что это? - вздрогнул Суер.
- Не знаю, - шептал я.
Вихляющий каноэ приближался к острову. Одинокая фигура правила парус.
- Неужели? - сказал Леша. - Неужели она с вами?
Да, это была мадам Френкель.
- Идиоты, - обругала она нас с капитаном, - поплыли к Леше, а меня не взяли. Пришлось раскутываться самой.
- Мадам! - кричал и плакал Леша Мезинов. - Как вы странны!
- А помнишь, как мы плавали вместе? - всхлипывала мадам. - Я за все плаванье ни разу не раскуталась, а вот эти волки, - кивнула она на нас с капитаном, - совсем обо мне забыли. Кутаюсь так, что мачты дрожат, а эти ноль внимания.
- Мадам! - приглашал Леша. - Закутайтесь в одеяло и ложитесь вот здесь рядышком на песок.
- Нечего ей здесь особо кутаться, - строго сказал Суер. - Ты уж, Леша, прости, но мы должны продолжить плаванье. Ты сам решил остаться на этом острове, и мы завели новый фрегат. В шлюпку! А то мы здесь растаем от ностальгии.
Что поделать? Пришлось нам с мадам прыгать в шлюпку, обнимая на прощанье старого друга.
- Одного не понимаю, - говорил мне капитан, - почему все-таки в том первом, плаваньи тебя называли Дяй.
- Извините, сэр, это - усеченное.
- Что - усеченное?
- Слово, сэр.
- Что еще за слово, которое усекается таким странным образом? "Лентяй"?
- Извините, сэр, тогда бы было - "Тяй".
- Да ну, - сказала мадам Френкель, - скорей всего что-нибудь гадкое, ну вроде - "негодяй".
- Дяй - гордое имя, - пришлось пояснить мне. - С нами тогда плавал некий кок Евгений Немченко. Он-то и усек искомое слово. Дяй - великое усекновение прекрасного русского слова "разгильдяй"***.