— Мне нужно позвонить! — крикнул Сол, когда шаги мужчин затихли, но никто не вернулся, и больше он не кричал.

Сол лег на кровать и закрыл глаза.

Он чутко улавливал каждый звук, слышал шаги в коридоре задолго до того, как они приближались к двери его камеры. Приглушенные голоса, мужские и женские, становились громче, а потом вновь стихали, удаляясь; где-то далеко вдруг раздался смех, по улице в обе стороны проносились машины, шум моторов проникал сквозь кроны деревьев и толщу стен.

Долгое время Сол лежал и слушал. Разрешат ли ему позвонить? — размышлял он. А кому тогда звонить? Он арестован? Но эти мысли мало его занимали. Большей частью он просто лежал и слушал.

Прошло много времени.

Сол вздрогнул и открыл глаза. Где-то с минуту он не мог понять, что случилось.

Звуки менялись.

Капля за каплей все звуки мира утрачивали глубину.

Шумы остались прежними, но обрели странную бескровную двумерность. Перемена была мгновенной и необратимой. Звуки по-прежнему остались ясными и звонкими, как блуждающее эхо в бассейне, однако теперь они доносились словно ниоткуда.

Сол поднялся, испуганно вздрогнув от громкого скрежета: это сползло с груди грубое тюремное одеяло. Сердце громко стучало. Звуки его тела были такими же, как всегда, чистыми, неподвластными аудио-вампиризму. Но сейчас он слышал их неестественно четко, точно превратился в пустую куклу из папье-маше. Он медленно повертел головой из стороны в сторону, потрогал свои уши.

В коридоре раздались шаги, приглушенные и равнодушные. Мимо камеры лениво прошел полицейский. Сол в нерешительности стоял и смотрел на потолок. Ему показалось, что сеть трещин в краске вдруг начала сдвигаться, тени незаметно поползли, словно по комнате перемещался слабый источник света.

Стало трудно дышать. В густом воздухе запахло пылью.

Сол пошевелился и качнулся; от какофонии, порождаемой телом, кружилась голова.

Все звуки вокруг сливались в один сплошной гул, однако сквозь него отчетливо слышались медленные шаги. Другие, новые. Шаги были легки и неторопливы и, подобно звукам, издаваемым телом Сола, без труда взрезали остальные шумы. Прочие шаги торопливо приближались к камере и снова удалялись, но скорость этих не менялась. Кто-то медленно, но верно шел к двери его камеры. Сол всей кожей ощущал, как вибрирует сухой воздух.

Неосознанно он попятился в дальний угол, не отрывая взгляда от двери. Шаги стихли. Сол не услышал поворота ключа в замочной скважине, но ручка пошла вниз, и дверь стала открываться.

Она отворялась очень медленно и, казалось, еле преодолевала сопротивление неожиданно загустевшего воздуха. Когда же дверь наконец замерла, протяжный стон петель еще долго звенел в воздухе жалобно и тревожно.

В коридоре ярко горел свет. Неясная фигура шагнула через порог и осторожно притворила за собой дверь.

Человек стоял неподвижно, рассматривая Сола.

В тусклом свете камеры был виден лишь силуэт.

Словно при луне, когда можно разглядеть одни контуры. Глаза, неразличимые в темноте, острый нос и тонкий рот.

Тени паутиной опутали его лицо. Высокий, но не очень; плечи напряжены и приподняты, как у человека, идущего против сильного ветра. Худое морщинистое лицо, совсем невыразительное; длинные темные волосы нечесаными космами спадают на узкие плечи. Бесформенный плащ неясного серого цвета поверх темной одежды. Незнакомец, сунув руки в карманы и чуть опустив голову, исподлобья разглядывал Сола. В камере запахло помоями и мокрой звериной шкурой. Человек стоял неподвижно, наблюдая за Солом.