Сол наблюдал, как росла груда пищевых отходов. Он закрыл рот руками.

— Ты, наверное, шутишь, — сказал он и сглотнул.

Крысиный король посмотрел на него.

— Ты, кажется, хотел есть.

Сол в ужасе затряс головой, все еще плотно зажав рот.

— Когда ты в последний раз блевал?

Сол наморщил лоб. Крысиный король вытер мокрые руки о плащ, который и так казался камуфляжем — весь в пятнах, почти незаметных на темно-сером фоне. Он копался в добытой снеди.

— Ты не можешь вспомнить, — сказал он, не глядя на Сола. — Ты не можешь вспомнить, потому что никогда этого не делал. Никогда ничего не изрыгал. Ты болел, но, спорим, не так, как другие дети. Ни простуды, ни насморка, только легкое недомогание, ты мог просто дрожать день, ну может быть, два. Но даже тогда тебя не рвало.

Он наконец посмотрел Солу в глаза и снизил голос до шепота. Он зашипел, и в голосе появилось нечто похожее на торжество:

— Ну, понял? Твой желудок не будет протестовать. Тебя никогда не вырвет, хоть и надерешься как свинья, и в ночь после Пасхи на твоей подушке не окажется липкой желчи пополам с шоколадом, ты никогда не будешь метать на кафель морепродукты, какой бы дряни тебе ни подсунули. В твоих венах течет крысиная кровь. Твой желудок может переварить все.

Повисло долгое молчание, двое смотрели друг на друга.

Крысиный король продолжал:

— И вот еще. Не жри, если не хочешь. Но ты сказал, что голоден. Ну вот я и сообразил. Поехали. Сидишь удобно? Сейчас ты получишь наглядный урок, что значит быть крысой. Смотри, дядя разобрал тебе объедки. Ты сказал, что голоден. А вот и завтрак.

Не отводя взгляда от Сола, Крысиный король взял кусок фруктового торта. Медленно поднес ко рту. Набравший влаги кусок разваливался, кишмиш, долго мариновавшийся в черном пластике, раскис. Крысиный король смачно откусил, потом шумно задышал от удовольствия, и изо рта полетели крошки.

Он был прав. Сол не мог вспомнить, чтобы его когда-нибудь рвало. Он отличался плотным телосложением, но всегда ел много и не сочувствовал людям, которым можно было испортить аппетит. Его не трогали рассказы об опарышах за тарелкой ризотто. Он не страдал от переедания сладкого и жирного, да и с перепоя. Раньше он никогда об этом не задумывался, но сочувствовал другим, если кто-то жаловался на тошноту, и неизменно спрашивал, что это значит и как это бывает.

Теперь он будто что-то с себя сбросил. Он стоял и смотрел, как ест Крысиный король. Худощавый и жилистый, тот по-прежнему не сводил с Сола глаз.

Много часов прошло с тех пор, как Сол последний раз ел. Он прислушивался к себе, фиксируя ощущения, он изучал чувство голода.

Крысиный король жевал. Смрад разлагавшейся еды был невыносим. Сол смотрел на грязные объедки с пятнами плесени и следами чужих зубов, сваленные в кучу у мешков.

У него потекли слюнки.

Крысиный король продолжал жевать.

Когда он разевал рот, были видны мокрые куски торта.

— Ты сожрешь даже раздавленного голубя, если соскребешь его с колеса. А здесь хорошие объедки.

У Сола заурчало в животе. Он присел перед грудой еды на корточки.

Осторожно вытянул недоеденный гамбургер. Обнюхал его. Гамбургер был давнишний. На булочке виднелись следы зубов. Сол обтер его, очистив от грязи.