Одним словом, спустя месяц любовнице было велено отправляться в свой замок, к мужу. А то несправедливо как-то. Мужчина дома сидит, а она при дворе собой торгует. Ну и что, что мужу уже семьдесят, а вам, дама, и двадцати пяти нет? Вы ж за него не за двадцатилетнего выходили, он не в единый миг постарел? Вот и катитесь, не мутите воду…

Софья вздохнула и решила отправить к сестре еще четырех девочек.

Пригодятся.

Царская свадьба.

Осенью, когда сняли урожай, решили играть свадьбу царя Алексея Михайловича с Любовью Пронской. Софья за этот день едва не взвыла. А уж что чувствовала бедная девчушка?

Сначала невесту принялись одевать с раннего утра. Нацепили сорок штук одежек, так, что Любава едва не задохнулась под ними. Уже потом Софья помогла — кое-что просто сняли втихарца, как часть перстней, ослабили ожерелье, а когда принялись волосы затягивать — Софья лично так на служанок зашипела, что те половину лент мигом потеряли подальше. Нечего тут скальп с девчонки снимать!

Потом принесли подарки от жениха — сладости, драгоценности, рукоделье… А чтобы женщина не забывала свое место в доме — еще и розгу в комплекте. Софья бы с радостью ее потеряла тоже, да нельзя.

Оставалось только ухаживать за бедной невестой. Хоть попить дать, чтобы девчонка не сомлела.

Носилась по терему сваха, специально приглашенная в Кремль Иваном Милославским. Суетливая, конечно, но вроде как безобидная. Иван сам заходил пару раз, поглядел на девушку и кивнул. За отсутствием отца, сегодня он должен был отдавать Любаву жениху.

Вот уж кто был доволен — род Милославских при царе остается.

Наконец девушку повели в крестовую палату. Завертелись плясицы, запели песни… Любаву усадили под образа, и настало время послать к царю — пусть идет за невестой. Алексей Михайлович решил жениться по старому чину — вот и пусть получает.

Но первыми в дверь вошли… вплыли клубы ладана. Софья скорее зажала нос. Не переносила она этой вони, чихала по-страшному. В церкви еще как-то терпелось, а вот когда лично ее окуривали — так чихать начинала, что едва голова не отрывалась. Любава, и так бледная, вовсе уж позеленела, и Лейла, приглашенная на торжество, сунула ей под нос склянку с уксусом.

— Дыши!

Девушка послушно втянула в себя едкие пары. Так-то, а то еще обморока нам на свадьбе не хватало.

За клубами ладана в дверь вплыл царский духовник, Лукиан Кириллов, за ним — патриарх и дьячок, который кропил все окружающее святой водой.

Потом вошел сам царь.

Уж как это получается у иных женихов и невест — бог знает. Но самый страшный крокодил в день своей свадьбы выглядит вполне даже симпатичной ящерицей. Улыбается, сияет, светится…

Не так уж и хорош был собой Алексей Михайлович — оплывающий, полноватый, одутловатый. Но столько тепла и любви светилось в его синих глазах — и в ответ ему из-под покрова засияли глаза невесты.

Сбывалась для мужчины его давняя мечта, его солнышко светлое, его счастье…

Софья даже залюбовалась. Но быстро опомнилась и принялась шарить глазами по лицам бояр. А лица были… не самые однородные. И выражения у них тоже были…