Еще больше ухудшала положение немцев позиция командования Люфтваффе. Дело в том, что многие историки указывали на специфическую особенность германских вооруженных сил. Армия, авиация и флот были не просто независимы друг от друга, а совершенно независимы, и верховное командование в лице ОКВ лишь с огромным трудом и на небольшие промежутки времени сводило воедино их усилия. Недаром ходит ехидная фраза, что на самом деле Германия вела три отдельные войны: на суше, на море и в воздухе. Кстати, только что приведенный пример Критской операции — блестящее тому доказательство. Люфтваффе одержали победу, на которую армии и флоту было решительно наплевать. Верховное командование Люфтваффе — ОКЛ — рассматривало необходимость поддержки сухопутных войск как досадную обузу, хотя, признаем честно, когда приходилось это делать, летчики справлялись с поставленными задачами неплохо. Но перед операцией «Барбаросса» командование Люфтваффе было полно решимости наконец-то перейти от всяких второстепенных мелочей к правильной войне.
Поэтому нам предстоит разобраться в том, какой же смысл оно вкладывало в понятие «правильная война». Дело в том, что немецкие доктрины отличались от идей Джулио Дуэ, которые исповедовали западные союзники. Был создан даже специальный термин «operativer Luftkrieg» — «оперативная воздушная война», заметьте, не стратегическая. Это было следствием принципиально иных взглядов на характер войны в целом. Если англичане, а потом и американцы считали возможным выиграть войну силами одной только стратегической авиации, нанося массированные удары по промышленным объектам и населенным пунктам, то немцы своим идеалом считали тотальную войну, в которой усилия всех видов вооруженных сил и родов войск будут слиты воедино для достижения конечной цели — победы. Еще во времена Веймарской республики теоретики старательно подчеркивали: идею, что ВВС способны самостоятельно решить исход войны, никто и никогда не высказывал. В 1935 году первый начальник Генерального штаба Люфтваффе генерал Вевер подготовил документ, озаглавленный «Luftkriegfurung», в котором говорилось:
«Посредством ведения воздушной войны надлежит решить следующие задачи в контексте тотальной войны:
Разгром вражеской авиации; после этого ослабление вражеских вооруженных сил и одновременная защита наших вооруженных сил, наших людей и их жизненного пространства.
Участие в операция на суше и на море для прямой поддержки наших армии и флота.
Действия против источников мощи вражеских вооруженных сил и нарушение путей доставки снабжения из тыла на фронт».
Решая эти общие задачи, Люфтваффе считались «составной частью всех вооруженных сил». Но, как мы видели ранее и увидим позднее, это оставалось благими пожеланиями, потому что рейхсмаршал Герман Геринг имел свое личное мнение относительно роли Люфтваффе.
Кстати, наверное, именно поэтому 22 июня немцы выделили для удара по советским аэродромам не более половины имевшихся сил. Что было дальше — известно всем. В первый же день 800 самолетов были уничтожены на земле, а еще 400 — в воздухе. Правда, злые языки говорят, что сами немецкие летчики претендовали на уничтожение не более чем 850 самолетов, а с учетом стандартного авиационного «коэффициента Мюнхаузена» эта цифра никак не может быть больше 500, перед нами еще одна интересная загадка. Кстати, до сих пор я не видел ни единого обоснования этой мистической цифры «1200» самолетов, которая считается безусловно верной. Вот просто некое откровение свыше снизошло на наших историков — и все тут.