– Что случилось? – При виде сестер Хакон пошел им навстречу и подал руки сразу обеим, чтобы могли опереться. – Что у вас за дело великой важности, о каком дома нельзя говорить?

– Дождался твой Святослав! – сердито сообщила Ведома. – Полочане за Прияну сватаются. И Станята того гляди отдаст.

– Йотуна мать! – Хакон в гневе тряхнул кулаком, отняв руку у Ведомы, так что та вскрикнула и чуть не упала. – Он не посмеет уговор нарушить! Или он забыл, кто его, чудо лесное, вытащил из норы, почистил от сора и посадил на стол Велеборовичей?

– А Святослав ничего не забыл? – возмутилась Прияна. – Прислал бы он за мной вовремя – другие бы не присватывались!

– Ты! – Хакон вонзил в нее такой горящий взор, что она содрогнулась. – И ты, ты хочешь изменить ему? Ведь вашему обручению уже восемь лет!

Прияна опустила глаза. Она могла бы сказать, что вовсе не собирается за Городислава, но ее больно задело негодование Хакона: он и мысли не допускал, что она способна отказаться от прежнего жениха, не важно ради кого…

– Станибор надо мной волен! – вместо этого сказала она и с вызовом глянула на Хакона. – У меня отца-матери нет, а он князь и мне родич. За кого захочет, за того и отдаст. А хочет он теперь с полочанами подружиться. Это у них в Свейской земле, – она неопределенно махнула рукой на север, – чем дольше обручение, тем больше чести. – А мне уже из дому выйти зазорно. На Коляду боялась, что колоду мне под порог подкинут[8]. Дальше ждать – и мне стыдно, и роду мало чести. Возьмет Городислав – пойду за него, делать нечего! Знать, не судьба мне в ваш род войти, богам не поглянулось!

Но решительный, даже язвительный вид, с которым она это говорила, никак не вязался со словами, выражавшими покорность судьбе.

– Я этого не позволю! – Хакон двумя руками сжал ее руку в варежке, будто хотел удержать. – Ты и все, что при тебе, принадлежит Святославу. Его отец за это воевал. И победил. Ты – часть смолянской дани. Если тебя отдадут на сторону – это будет измена. Забыли вы, что с древлянами случилось?

– Часть дани! – усмехнулась Ведома. – Ты, воевода, дань собираешь. Бери тогда девку да вези в Киев. Чего расселся, как просватанный?

Прияна и Хакон воззрились на нее, онемев от изумления.

За шесть лет жизни с Соколиной Хакон хорошо понял кое-что: женщина не слышит слова «не могу», если его произносит мужчина, которого она хоть сколько-то уважает. Она считает, что он может – он ведь все может, – но просто не хочет. Из упрямства. Потому что она ему недостаточно хорошо объяснила, зачем это надо. Потому что сам себе враг. Потому что не любит ее…

Но если она, не дайте боги, поверит, что ты и правда не можешь… Лучше ее до этого не доводить. Потому что тогда она возьмет дело в свои руки.

– И повезу, – сказал он. – Собирайся.

Теперь уже обе сестры воззрились на него.

– Что? – Хакон поднял брови и перевел взгляд с одной на другую. – Думаете, языками будем болтать? А как до дела, так тролль за дверью мерещится? Собирай пожитки, невеста. Поехали в Киев. Пока санный путь держится – за месяц успеем добраться.