Из двух зол — ждать и догонять — Максим выбрал бы последнее. Преследователю всегда легче — его подгоняют адреналин и кураж, он видит цель, чувствует ее запах, страх и дрожь. А когда ждешь — словно покрываешься тиной и плесенью, ржавчиной и тому подобной дрянью. Перестает работать голова, мысли путаются, тело теряет гибкость и подвижность. Может, именно так чувствует себя в берлоге медведь, залегший на зимнюю спячку. Бездействие становилось невыносимо, пауза затягивалась. Полдня Максим бесцельно слонялся по квартире, потом одевался и выходил проветриться. Часами бродил по городу, придумывая сам себе задания: сегодня исследовать этот район, завтра — тот. Кто знает, где в следующий раз развернутся «боевые» действия, какая часть города станет для них площадкой и декорациями. От вида замусоренных улиц, старых домов и тоскливых лиц людей с выражением безысходности Максиму становилось не по себе. Который день его не покидало чувство, что он оказался на кладбище, а впереди — черная липкая пустота. И в этот проклятый, пропахший дымом с горящей гигантской помойки город уже никогда не придет весна. Всю оставшуюся жизнь здесь будут вечная ночь и вечная мерзлота, как за полярным кругом. Надо бы поскорее убираться отсюда, иначе поневоле подсядешь на антидепрессанты. Но пока нельзя, еще рано.
Очередной пустой долгий день никак не желал заканчиваться. С неба падали тяжелые мокрые снежные хлопья, под ногами хлюпала оттаявшая грязь. Небо и земля слились в одно мутное серое целое, тучи нависли над крышами домов, глаза закрываются на ходу. Максим топал к дому промокший, уставший и замерзший. Он слонялся по городу почти три часа — просто так, без цели, чтобы просто не сидеть в четырех стенах. Совершил обязательный визит в здание администрации города, поднялся на третий этаж. Здесь располагались апартаменты главы и особо приближенных к нему чиновников. Кабинет папаши Вована тоже был где-то здесь, поблизости. Но туда так просто не попасть, от простых смертных тушки чиновников закрывала металлическая дверь. Рядом за столом скучал насупленный, изо всех сил боровшийся со сном охранник, смотрел внимательно в раскрытую перед ним тетрадь. И старательно записывал в нее фамилию каждого входящего чиновника помельче, потом поднимался неторопливо, подносил к замку ключ, и дверь с пиликаньем открывалась. Максим в который раз понаблюдал издалека за этим ритуалом и пошел по лестнице вниз. Толку от охранника ноль целых ноль десятых. Его вырубить можно на раз, забрать ключ, открыть дверь, войти, и… Что он будет делать дальше, когда попадет в изолированное крыло здания, Максим представлял смутно. Не открывать же в набитом людьми здании стрельбу. А по-тихому не получится, поговорить им с Артемьевым спокойно не дадут.
На сегодня все, можно идти домой. Ужинать, смотреть новости и спать. Завтра очередной тягучий мутный день ожидания и бездействия. Через город Максим шел пешком. Воздух сегодня относительно чистый, горелой дрянью с полигона не несет, можно и пройтись. Максим перешел дорогу у старого кинотеатра, свернул направо и направился изученными уже кривыми тропками во дворах к магазину. И в сумерках заметил у одного из домов машину «Скорой» и милиции рядом. Подошел, остановился за спинами людей, прислушался к разговорам. Но все в основном молчали, перебрасывались только отрывистыми, ничего не значащими фразами. Из них Максим не понял ничего, «Скорая» быстро уехала, из подъезда никто не показывался. Ждать дальше Максим не стал, развернулся и направился к магазину, потом домой. И к телевизору, как к станку на заводе — две местные телекомпании, два выпуска новостей, пропустить нельзя ни один.