На полминуты мой муж застыл с нечитаемым выражением, а я вдруг ощутила, что дико боюсь его возможной реакции.

— Ну, знаешь ли, малыш, как-то поздновато для таких метаний, — Арсений встал и отвернулся, и тут мне стало окончательно страшно. Аж до икоты. И обидно, вот прямо очень-очень! Выходит, все же я была права в худших подозрениях. Любовь любовью, но раз уж Арсений Кринников решил обзавестись полноценной семьей, то все должно быть именно так! И никак, черт возьми, иначе.

— Что значит поздновато? — какие-то дурные слезы подступили к глазам, а голос позорно ломался. — Нет ребенка, и я тебе нафиг не упиралась? Все опять только по-твоему, да?

Боже, да чего меня так прорвало-то на пустом месте? Арсений оказался рядом почти мгновенно, прижал к себе, перетянул на колени, закачал, убаюкивая.

— Ну, здрасти-приехали! Так и знал, что напридумывала себе черте чего ты, Васька! Видел же, оно ж у тебя на лбу написано! Ох и дурында ты у меня!

Короткие, нежные поцелуи посыпались на мое лицо, и я прикрыла глаза, наслаждаясь каждым касанием его губ.

— Сам такой! — вяло огрызнулась, всхлипывая. — Поздновато ему!

— Нет, ну а как? Нам рожать месяцев через восемь, а она — ребенка пока не хочу!

— Боже, да с чего ты взял-то!

— Помимо простых подсчетов по календарю и того, что я знаю твое тело лучше, чем свое собственное, и могу заметить любое крошечное изменение? — ответил мой муж, по-хозяйски обхватывая одну мою грудь и будто взвешивая ее в ладони.

— По-моему, ты опять выдаешь желаемое за действительное, Кринников! — мое раздражение вернулось, и я выпуталась из его рук. — А лучше бы тебе этого не делать, просто потому что меня, мягко скажем, задевает лицезрение твоего выражения лица с явным разочарованием на нем!

— Это у меня разочарованное выражение лица, Васюня? В тебе?

Наверное, более ошарашенным Арсений в принципе не мог выглядеть.

— Вот именно! Каждый раз, когда выясняется, что я опять не беременна!

— Да что за ерунда! Какое, к чертовой матери, разочарование?! — вспылил он. — Мне просто невыносимо в такие моменты смотреть на тебя! У тебя же каждый раз глаза на мокром месте! Да меня слезы твои как по живому кромсают. Хочется расхреначить все вокруг и головой об стену биться, только бы не расстроить тебя снова!

— Ничего подобного. Я не расстраиваюсь… то есть расстраиваюсь, но не от того, что не беременна, а потому что у тебя такое огорчение на лице, что я ощущаю себя неудачницей и какой-то жалкой, не способной сделать тебя полностью счастливым и…

— Так, а ну стоп! — гаркнул Арсений. — Я все понял!

— Ну хоть кто-то понял…

— Я сказал помолчи минутку, Василиса. И послушай! — он застыл на секунду, кривясь и растирая подбородок, потом набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул. — Во-первых, просто так для полной ясности: ничто на свете не может сделать меня несчастливым, пока ты со мной и любишь меня. Ты любишь меня, Васюня?

— Дурацкий вопрос!

— Вася!

— Люблю, дурак с дурацкими вопросами. Че ты зыркаешь? Сень, ну ты не видишь сам, что ли? Люблю, конечно. Аж самой страшно, что раньше было по-другому.