– Где мертвец?! – спросил дознаватель, по возможности нежно сгребая врача за грудки и оторвав от пола.

Рудик машинально посмотрел на его крайнюю плоть и не нашел в ней ничего выдающегося. Неволин поймал его взгляд, натянул пиджак на бедра и даже на всякий случай застегнул его на все пуговицы.

Белецкий встал с пола. Оказалось, что он довольно уверенно держится на ногах. Протянул дознавателю врачебный халат, чтобы тот прикрыл свою срамоту.

В это время в кармане пиджака Василия Карловича затрепетал мобильный телефон.

– Неволин у аппарата! – рявкнул в трубку дознаватель.

– Балашов на связи, – услышал он голос своего напарника. – В кресле, за которым установлено наблюдение, кто-то сидит.

– Кто сидит?! – ахнул Василий Карлович не веря своим ушам.

За всеми перипетиями с мертвым экзекутором он позабыл главное, а именно следственный эксперимент с креслом на стройке, который должен был выманить Мошиаха из его конспиративной норы.

– По виду птица удод. Я посмотрел атлас птиц, и характеристики совпали.

– Что делает птица? – спросил дознаватель, внутренне примеряя удода к противоречивой ситуации, сложившейся в последний час.

– Чистит клювом перья.

– А таджики… Таджики где?

– Все рабочие-мигранты, увидев поставленное вами кресло, разбежались в ужасе по степи.

– Хорошо, – сказал Василий Карлович. – Продолжайте наблюдение. Конец связи. – И, нажав на кнопку, погрузил свой аппарат в безмолвие.

Рудольф Белецкий открыл перед ним дверь ординаторской. Слегка покачиваясь, провел Неволина через коридор в реанимационное отделение. Запаха тушеной капусты в коридоре уже не было, потому что столовую закрыли пару часов назад.

Застыв на пороге, Рудик еле заметно кивнул на того, про которого спрашивал дознаватель.

В палате лежали трое граждан РФ. Двое из них не подавали признаков жизни. Однако провода, которыми они были опутаны, доказывали, что государство в лице городской больницы имеет на больных какие-то благоприятные виды. Один, с забинтованным лицом, так, что видна была только полоска глаз, поднял руку, радушно приветствуя вошедших.

– Экзекутор?! – спросил у Рудика Неволин шепотом.

Хирург как-то жалобно всхлипнул.

– Ожил?

– Да он и не умирал вовсе.

– Так он же холодный был!

– Холодный, оттого что лежал под дождем. А сюда принесли – отогрелся.

– Так… – пробормотал Василий Карлович сам себе. – Так!.. Оперативная обстановка проясняется.

Он вдруг схватился за свою голову, будто ее разрывала изнутри вращающаяся петарда. Зарычал, всхлипнул и вывалился из палаты боком.

Рудик побежал следом, не успевая.

Вместе они добрались до пустой обезлюдевшей столовой. За стойкой не было даже подавальщицы, только пищала в глубине радиоточка, передавая какой-то голос, говоривший невнятно о Венской опере.

Неволин заглянул в кастрюлю, из которой кормили больных. В ней лежали остатки пшенной каши и вареный минтай.

Дознаватель почувствовал внезапно приступ острого голода. Он зачерпнул половником кашу, положил на тарелку три рыбехи и начал все это жадно есть ложкой, потому что вилок здесь не полагалось.

Рудик опустился за столик напротив и с содроганием наблюдал, как Василий Карлович поглощает непереносимую для желудка пищу. Сам Белецкий никогда не ел то, что полагалось больным и медсестрам, предпочитая питаться в кафе напротив, где обычно заказывал вареный язык и чашку натурального бразильского кофе, сделанного из экономичного польского порошка.