Игорь слез со своей доски и прислушался к тому, что происходило у него внутри. Все чакры были закрыты, третий глаз дремал, не в силах продрать одурь недавней ночи, когда из-за духоты не спишь и не бодрствуешь, а так, существуешь в виде лежащей на кровати биомассы, неспособной не только к активной жизни, но и к полному отрезвляющему забытью. С внутренним миром было все ясно, там клубился сумрак, и поэтому Игорь обратил свой взгляд на мир внешний.
Над горизонтом висела, как всегда, сиреневая дымка. Слева торчали трубы химического завода, почти погасшего пятнадцать лет назад и ныне работающего в четверть своей равнодушной механической силы. Некогда он добывал из густой воды озера глауберову соль путем выпаривания, но нынче даже это название звучало подозрительно, и никто не знал, что с этой солью делать.
Справа уныло хлопал брезентом летучий цирк шапито с большой рукописной афишей, на которой был изображен усатый человек с пилой и надписью над головой в виде тернового венца: «Борис Амаретто. Перепиливание граждан РФ ежедневно».
Под ногами чернел крутой обрыв. Под ним открывался пляж для отдыхающих с крупной галькой, о которую можно было расшибить ноги в кровь, с обшарпанными кабинками для переодевания и хилым источником с пресной водой, взятым в толстую трубу, из него обмывали всякого рода туристические ноги. Запах от озера напоминал чем-то аромат общественных туалетов после санобработки, но лишь для тех, кто приехал сюда впервые: концентрация йода в воздухе была столь высокой, что вонью походила на хлорку, новички вертели головой, пытаясь понять, куда они попали и не оказались ли, часом, на железнодорожном вокзале. Даже самый длинный нос не обнаруживал источника этих подозрительных ароматов, а он был прямо перед ними до самого горизонта, от края до края, и смеялся на солнце, и шептался о чем-то с берегом.
– Здравствуй, озеро, – сказал ему Игорь. – Как дела?
– Ничего себе, – ответило озеро. – А у тебя?
– Тоже неплохо, – признался Игорь. – Я Лидку люблю.
– Ты не волнуйся, – успокоило его озеро. – Жребий брошен, и чаша горечи испита. Она будет твоей.
– Сегодня? – испугался он.
– Сегодня не сегодня, но будет. Я тебе обещаю. С бабами ведь всегда так, ты знаешь. Всю душу вынут, продинамят, нахамят, отмажутся, а потом скажут: пожалуйста, готова.
– Моя Лидка – не баба, – обиделся Игорь на всякий случай. – Она – прекрасная русская женщина.
– Вот ты и докажи своей прекрасной русской женщине, кто в доме хозяин. Отожми штангу, поешь мяса, выпей сока алоэ и анисовой водки, они способствуют укреплению твоего скверного животного начала.
– Какое ты грубое, озеро, – сказал Игорь. – Не буду я с тобой больше ни о чем говорить.
– Уж какое есть, – ответило озеро. – У меня и без тебя есть собеседники. Отдыхающих, слава богу, как мышей в погребе, – и замолчало. И даже перестало бить о берег своими липкими волнами.
В озере лежал один-единственный человек в семейных трусах, напоминавший резиновую куклу. Он покачивался на волнах, как бурдюк, и опирался на почти твердую воду, как на подушку, скрестив руки на груди и откинув задумчивую голову назад.