Тут же, на площадке перед ослепительно белым зданием, украшенным броским, плакатом с витиеватой арабской вязью, ревел мотором и выбрасывал синий удушливый дым обшарпанный бронетранспортер. Подсадив Хаятоллу, Рашид в мгновение ока забрался в люк у башни с пулеметом и махнул водителю: вперед.

Еще не веря, что его взяли на настоящую операцию, Хаятолла сидел тихо, смиренно, как не сидел даже на уроках муллы, боялся и кашлянуть, чтобы прочистить попавшую в горло пыль. Плечом он упирался в плечо Олима, устало прикрывшего глаза, и блаженно улыбался чему-то, считая себя человеком везучим и, безусловно, счастливым.

На бездорожье, куда вскоре свернул с накатанного шоссе их БТР, тяжелую машину бросало из стороны в сторону: пыль, и без того густая, теперь и вовсе лезла во все щели, погрузив железное нутро кузова в полумрак. Но одиночества Хаятолла не ощущал: рядом, надвинув каски чуть не на брови, покачивались и кланялись рытвинам бойцы батальона Рашида, и мальчику было спокойно среди них, даже по-особому уютно и надежно. И то, что они не проявляли нетерпения или страха, и в него самого вселяло невиданную прежде уверенность, немалый восторг и безотчетное ликование. Он уже представлял, как, прибыв на место, поведет батальон заповедной, известной только ему джейраньей тропой, как укажет минерам, где запрятан смертоносный груз, как…

«Мины! — вдруг осенило его. — Ведь я же ничего не сказал Рашиду о минах!»

Он встрепенулся, привстал на ящик с гранатами, чтобы от него докарабкаться к люку и предупредить командира. Однако Олим был начеку и ухватил Хаятоллу за ногу, едва тот поднялся.

— Бандиты на тропе заложили взрывчатку! — горячо, стараясь перекричать мощный рев двигателя, заговорил он в самое ухо Олима. — Я только сейчас вспомнил про мины. Джейраны обходят их стороной, потому что чуют, а другой кто наступит…

— Сиди и не дергайся, а тряхнет на колдобине — и свернешь себе шею, — прижал его к сиденью Олим. — Это известный прием бандитов, будь уверен, Рашид о нем знает. Потому бандиты и боятся Рашида, что командир он умелый, недаром и назначили за его голову сто тысяч афгани.

Теперь Хаятолла окончательно успокоился и полностью отдался во власть дороги, какой бы неудобной она ни была. И только жажда временами напоминала о себе, но спросить воды Хаятолла постеснялся.

Под колесами тем временем что-то заскрежетало: видимо, БТР наполз днищем на камень.

— Приехали! — прокричал с высоты башни Рашид. — Вылезай. Дальше пешком.

Идущие следом машины тоже застопорили ход, из них один за другим выскакивали бойцы, отряхивались от тяжелой лессовой пыли, сплошь покрывавшей их одежду и лица.

Предусмотрительно, еще в пути выслав большую часть бойцов в обход горных склонов, а сам демонстрируя будто бы случайное появление машин на виду у врага, Рашид не то чтобы не проявлял никаких признаков беспокойства, но и, наоборот, был возбужден и весел. Словно проводя обычное ученье, он дождался, когда все разобрались и построились, и объявил:

— Задача остается прежней: банда должна быть ликвидирована или захвачена в плен. Никто не должен уйти. Ясно всем? Минеры — вперед! Хаятолла, веди.