Как видите, очень занимательно. Какой-то заумный профессор в телике сравнил нас с викингами, которые в прошлом только и занимались набегами, и сказал, дескать, это даже символично, что клад унесла банда вооруженных налетчиков.

— Если бы золото могло говорить, оно бы порадовалось такой судьбе, — хихикнул он, и эта широкая, самодовольная улыбка обошлась напыщенному интеллектуалу довольно дорого. Два дня спустя профессор уже не улыбался: его вытурили из Норфолкского исторического общества и лишили нескольких солидных правительственных грантов на исследовательские работы. Впрочем, он сам загнал себя в угол, отказавшись взять назад свои комментарии. Забавно… Зато мы все сочли его отличным парнем.

В тот вечер показали еще много достопамятных кадров. Самое большое впечатление на телезрителей произвели веревки, которые тянулись в музей с крыши соседнего здания. Первыми наше приспособление заметил оператор, делавший съемку с вертолета. Таких, кто с первого взгляда не понял, на что глядит, нашлось немного. Примечательно, однако, что первые копы, прибывшие на место преступления, вообще не обратили внимания на крюки и веревки, решив, что это инвентарь пожарной бригады. Только после того, как музей очистили от дыма и обнаружили разбитые витрины, стало понятно, что кой-чего не хватает.

Ну и, конечно, пожарные наткнулись на парализованных охранников, как в залах, так и в центральном пункте службы безопасности. Все охранники в один голос рассказывали смешную историю насчет банды карликов, переодетых в школьную форму, которые пришли и вырубили их. Только после того, как эта байка просочилась в теле- и радиоэфир, тот самый сержант полиции, что так услужливо держал лестницу, решил сделать несколько звонков и проверить, благополучно ли мы добрались до больницы и насколько там задержимся.

Само собой, в больнице мы не появлялись, и это известие, вероятно, дошло до него вместе с глубоким и безошибочным предчувствием дурного. Сержант вынужден был признать, что и сам может поделиться не менее смешной историей. И сразу же по всем каналам полетело: ограбление совершили дети.

Мы услышали эту новость, когда скребли и чистили Гафин. Копы кинулись искать группу школьников.

Сперва полиция отказывалась даже допускать эту версию, и во всех репортажах пока что уверяли, будто мы лишь переоделись детьми. Только в пятичасовом вечернем выпуске новостей копы наконец встали перед камерами и, почти извиняясь, подтвердили, что преступники, которых они ищут по подозрению в причастности к ограблению музея, — «довольно молоды». По прикидкам копов, наш возраст оценивался где-то между семнадцатью и двадцатью годами. В действительности никому из нас не было больше пятнадцати, даже здоровяку Неандертальцу, который на самом деле считался по старшинству третьим с конца в классе.

Да, ограбление совершили дети, и эта новость ошеломила всех. Прошло почти три дня, пока полицейское начальство, в конце концов, не признало очевидные факты, на что отчасти и рассчитывал Грегсон. Три дня — вполне достаточно, чтобы навести порядок и убраться. Впрочем, Грегсон отвел нам всего день, за который мы должны были сделать уборку и уничтожить улики, связывающие нас с громким ограблением музея. Точнее не день, а четырнадцать часов.