В тот день это отняло у него много сил, потому что никогда еще его помощь не требовалась стольким людям сразу. В последнем из посещенных им домов Арсений уснул рядом с больным. Он спал, и ему снился Ангел Хранитель, отгонявший от него моровое поветрие. Он не складывал крыл даже ночью. Арсений удивился неутомимости Ангела и спросил его, как он не устает.

Ангелы не устают, ответил Ангел, потому что они не экономят сил. Если ты не будешь думать о конечности своих сил, ты тоже не будешь уставать. Знай, Арсение, что по воде способен идти лишь тот, кто не боится утонуть.

Наутро Арсений и больной проснулись в одно и то же время. И больной понял, что он здоров.

В Великом селе Арсений пробыл две недели. Он лечил и обмывал больных. Он подавал им питье и еду, в первую очередь – питье. Он обучал выздоровевших, как им ухаживать за больными.

Теперь вы неподвластны мору, говорил Арсений выздоровевшим. Тех, кто вырвался из его когтей, он больше не может тронуть.

Ему верили не все. Некоторые, боясь возвращения недуга, тихо покидали село и шли туда, где мора не было. Вскоре они убедились в том, что это было ошибкой. Их обессиленные болезнью тела не могли сопротивляться путевым невзгодам, и то, что оказалась не в силах сделать чума, довершили слякоть и холодный туман дороги. Те же, кто остался (их было большинство), верили Арсению как самим себе. Он был их спасителем, и правота его слов подтверждалась в их глазах исцелением. Вместе с Арсением они входили в чумные дома, но никому из них не было от этого вреда.

Когда помощников Арсения стало достаточно для поддержки живых, он занялся мертвыми. Они тоже не могли ждать. Даже будучи вынесенными из домов наружу, мертвые безудержно разлагались. Стыдливые гримасы покойников явственно показывали, что они больше ничего не могли с собой поделать. Им требовалась срочная помощь. Была найдена телега, на которую складывали тела. Их отвозили в ближайшую скудельницу за три версты, и там они оставались ждать Семика. Люди, занимавшиеся покойными, не плакали. В те дни вообще никто не плакал, ибо горе всеобщей смерти не умягчается слезами. А кроме того, слез уже просто не было.

Поняв, что жизнь в Великом селе налаживается, Арсений решил его покинуть. Погожим январским утром он простился с жителями и провожать себя позволил не дальше околицы. Но великая слава Арсения, истоки которой отыскиваются в Великом селе, ограничиться этой местностью уже не могла.

Независимо от воли Арсения она растекалась по градам и весям, преодолевая промозглую сырость и бездорожье. Арсений двинулся в деревню Лукинскую, но слава встречала его уже у первого дома. Прислонясь к резным наличникам, она стояла в облике деревенской бабы с караваем.

Ты ли еси Арсений, спросила баба.

Аз есмь, ответил Арсений.

Баба сунула ему каравай, и он машинально от него отщипнул. Каравай был жестким, потому что (понял Арсений) его пекли давно.

Помози нам, Арсение, смертию бо умираем.

Аще Богу будет угодно, помогу, пробормотал, не глядя на бабу, Арсений.

Он не понимал, откуда она о нем узнала, и молча следовал за ней по деревне. Под их ногами чавкала грязь, сквозь растопыренные ветви берез на них летели крупные мокрые снежинки. На фоне белых стволов снежинки были не видны, но хорошо чувствовались кожей лица. Они сразу же таяли на щеках и краткое время оставались висеть на ресницах.