Командующий фронтом продолжал развивать план защиты города:

— Что мы выставляем против мощного натиска противника? Слабую цепь героических защитников города?

Жуков встал из-за стола и сказал резким тоном:

— Не годится так! Скажете: мало у нас войск. Тем более надо беречь их. Надо немедленно создать инженерную оборону на всех опасных направлениях. И стройте оборону в несколько линий. Не жалейте мин. Ставьте противотанковые и противопехотные мины гуще на всех участках, откуда могут двинуться на нас вражеские танки и пехота. Сможем выполнить это в три-четыре дня? — спросил он.

— Сможем! — ответили генералы, ведающие инженерной обороной города.

Жуков подошёл к висевшей на стене карте и внимательно окинул её взглядом:

— Напоминаю! Войск у нас мало. Каждый солдат уже сейчас сражается у стен Ленинграда за троих, а то и за четверых. Это всё — герои. Вся ставка на артиллеристов. Артиллерия! Вот в чём наша сила и помощь солдатам! Всё, что можно, ставьте на прямую наводку, бейте врага с открытых позиций…

— Мало у нас танков! — сказал смущённо начальник танковых войск.

— Закопайте их в землю. Пусть они станут неподвижными крепостями. Пусть мощный огонь этих крепостей не пропустит к нашим стрелкам ни одного фашиста. Понятно?

— Понятно!

Жуков взял в руки тонкую длинную палочку-указатель и задержал её остриё севернее Ленинграда.

— Здесь сейчас спокойно. Финны остановились. Не наступают. Считаю необходимым перебросить с Карельского перешейка часть сил 23-й армии в помощь 42-й. Этим мы укрепим оборону на рубеже Урицк — Пулковские высоты.

— Решение правильно! — поддержал Жданов. — 42-й армии трудно приходится.

— Теперь ещё одно, мне думается, последнее пожелание. Советские моряки в трудное для нашего государства время всегда шли впереди. И в гражданскую войну и в войну с белофиннами они показали себя героями. Считаю необходимым в недельный срок сформировать несколько бригад морской пехоты. Надо часть моряков снять с кораблей, направить в помощь стрелковым дивизиям… Могу я доложить Ставке, что Ленинград готов к отражению штурма? — неожиданно закончил своё выступление Жуков вопросом и окинул взглядом участников заседания Военного Совета.

— Можете, товарищ Командующий фронтом. Фашистам не бывать в Ленинграде, — ответили командиры…

Ни днём ни ночью не стихала битва. Гитлеровцы беспрерывно атаковали укрепления осаждённого Ленинграда… Но прорвать их не могли.

Сотни бомбардировщиков висели над городом, сбрасывая свой смертоносный груз.

Горели дома. Рушились кровли. Падали стены. Но ленинградцы не теряли мужества, боролись с пожарами, разбирали завалы, спасая оказавшихся под обломками людей, приходили на помощь раненым…

Несмотря на систематические бомбёжки и артобстрелы, рабочие трудились по две, три смены, и на боевые позиции фронта поступали танки и орудия, боеприпасы, — всё, что было необходимо для борьбы с врагом.

Гитлеровцы считали, что осаждённый, отрезанный от всей страны город не выдержит такого решительного штурма, и всё усиливали атаки, вводя свежие танковые и пехотные части. По нескольку раз из рук в руки переходили отдельные населённые пункты на рубеже Пулково — город Урицк. Танки гитлеровцев прорывались даже на окраину города… Казалось, ещё намного — и случится непоправимое: враг сломит сопротивление осаждённых. Но каждый раз ленинградцы находили в себе силы отражать атаки и отбрасывать врага на исходные позиции.